Язык сакрального и язык поэзии

А

1. Вначале определим, что такое сакральное. Термин «священное», «святое» (лат. sacer) предположительно восходит к праиндоевр. *saq- «ограждать; защищать». В значениях, связанных с анатомией — из выражения «os sacrum» - «крестцовая кость» (букв. «кость священная»), калька др.-греч. ἱερὸν ὀστοῦν.  

Конкретнее историю возникновения термина sacer в древнеримской культуре, а после и в западноевропейской, дает Джоржо Агамбен. Нас же интересует не юридическое понимание термина, но то, что этот термин описывает.

Если этимологически сакральное требует защиты, обороны, обозначает нечто внутреннее, то профанное, напротив, описывает собой мир вокруг сакрального. Профанное (лат. profanus - лишенный святости; нечестивый. Происходит от латинского profanus (pro – прежде и fanum - храм).

Более того, если сакральное так или иначе связывается с топом, окружаемым некой оградой, то профанное выносит себя за пределы ограды во внешний топос.

Существует вполне развитая терминология в мифологических школах, разделяющих мир на сакральное – священное, и профанное – то есть бытующее, существующее как биологическо-физиологический акт.

В таком понимании сакральное – это место присутствия магических сил. Не случайно, все раскопки указывают, что уже первобытный человек имел отдельное место для сакрального - и этим местом был алтарь. То есть – сакральное – это не только место присутствия магии, но и место присутствия мага.

Маг – или проводник между миром профанного и миром сакрального, или тот, кому магические силы подчиняются. То есть или медиатор, или жрец.

2. Первые поэты – всегда эпичны. Эпос – это переживание прошлого как сакрального, как такого, которое содержит в себе парадигму будущей жизни. Вьяса, Вальмики (Рамаяна), Гомер, Заратуштра.

Но интересно, что существует легенда, по которой Гомер и Гесиод – современники и на поэтическом агоне слушатели выбрали Гесиода, потому что он пишет о современном, а Гомер – о прошлом.

Это первый пример, когда профанное побеждает сакральное.

3. Поэт в древности – часто был и медиатором, и магом. Так – Орфей спускался

в Аид – это медиатор. А Эсхил писал трагедии, будучи жрецом Элевсинских мистерий.

Мы видим, что корни поэтического были связаны так или иначе с сакральным.

4. Давид играл на киноре при дворе царя Саула (еще была невель - арфа). Еще один исток поэзии – гимнографический (также и книга мертвых у египтян, и веды у индусов).

Эту гимнографическую природу поэзии, то есть природу сакральную, описал А. Тарковский:

И я раздвинул жар березовый,

Как заповедал Даниил,

Благословил закат свой розовый

И как пророк заговорил.

Пророк – это медиатор между Богом и человеком – то есть меду топосом сакрального и топосом профанного.

5. Римская поэзия дала представление о поэзии как о частном деле (Катулл). Тем самым само понимание сакрального уже смогло оторваться от своего «храмового, алтарного» топоса и сместиться в область профанного – юриспруденции, в первую очередь.

Если Гесиод ищет вдохновение на Парнасе, то Апулей – в римском суде.

6. В средние века св. Франциск Ассизский и Данте вновь возвращают поэзии сакральное измерение (поэма сакра) и тут же его ученик Петрарка и его ученик Боккаччо вновь придают ей профанное измерение.

Не вдаваясь в подробности, Возрождение возвеличивает человека, но часто ценой забвения о Боге (Вийон, Рабле). Метафизическая школа Джона Донна показывает, как в профанном вызревает Бог.

В Испании вновь возвращение к сакральному в поэзии испанским мистиков – Терезы Авильской и Иоанна де ла Круса.

Сербский эпос – косовский цикл и песни об юнаках, русские былины, - прекрасно ощущают и описывает сакральное как место жертвы или место битвы божественного и дьявольского

Барокко – испанское, польское описывают сложное взаимоотношение человеческого искания и Божественного откровения.

Классицизм – удаление от Бога к неким схемам (долг, иерархия) вне динамики сакрального, даже единство места, времени, действия – теряет сакральный смысл эллинского театра как культа.

В России поэзия в ее художественно-структурном оформлении идет от Полоцкого, у которого мы получаем странную гибридную форму – жанрово – сакральное, содержательно – профанное.

В 18 веке через оду возвращается гимнографическая природа поэзии, а гимн всегда топологически относится к сакральному пространству (Ломоносов, Державин).

19 век ставит и решает сразу чрезвычайно важную синтетическую задачу – найти некий принципиальный баланс между поэзией как областью личной свободы, которая совсем не гарантирует возврат в сакральное место, и вернуть средневековое и изначальное качество поэзии как относящейся к сакральному.

«Обращаться со словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку», - формулировка Гоголя и есть поиск такого баланса. Честность обращения с даром – это место применения сил самого человека, а дар Бога – это уже сакральная природа слова.

Но именно 19 век – странным образом дал высшие формы поэтического как профанного (новые жанры, новые темы, стили).

А. С. Хомяков формулирует эту дихотомию вечное/временное так: «…в словесности вечное и художественное постоянно принимает в себя временное и преходящее, превращая и облагораживая его, и <…> все разнообразные отрасли человеческого слова беспрестанно сливаются в одно гармоническое целое»[1]. Следовательно, личный опыт как «временное и преходящее», включен в «вечное и художественное» именно через слово («словесность»), а художественное и логическое высказывания есть неразрывно сливаемые части единого «гармонического целого» [2].

В 20 веке у символистов и акмеистов – сакральное ощущается и описывается и как магическое, и как жреческое. Символисты соединяют поэта и жреца, акмеисты вслед за Пушкиным пути пророка/жреца и поэта определяют, как две равноправные области использования дара божественного.

Футуризм пытается сделать профанное новым и единственным смыслом поэтического. Но радикальный эксперимент, в лучшем случае, приводит к сакрализации языка (Хлебников) и профанное так и остается профанным.

7. В Европе в 20 веке наиболее радикальную позицию по возвращению поэзии сакрального смысла занимает Хайдеггер – определяя поэзию как голос бытия. Это вновь придает поэтическому языку тотальность сакрального. Но, в отличие от русской литературы, сакральное по Хайдеггеру носит безличностный характер. Она диктует поэту свою истину, а не поэт нудит истину своим поэтическим трудом. Поэт – и не пророк, и не маг, и не жрец, он – слуга языка.

Тут еще один парадокс: личность поэта в таком понимании сакрального как открывающегося через медиатора – не важна (Фрейд, Маркс, Р. Барт, Делез и Гватарри), об этом до всего этих ребят писал Пушкин: «в заботы мелочного света он малодушно погружен». Этот мелочный и малодушный медиатор оказывается всего лишь органом бытия (Хайдеггер) или языка (Бродский). Дар, таким образом. Направлен не в личность, а в некий усиливающий колебания орган/механизм. Поэт и становится механизмом, и его из анализа взаимоотношений сакрального и профанного можно выбросить.

И есть вторая позиция – когда поэт равен жрецу (это позиция Гумилева, Мандельштама. Ахматовой) – и тогда (как и жрец) он ищет такой язык поэзии, который саму личность поэта приближает к ядру сакрального.

Александр Закуренко, 2024

Сертификат Поэзия.ру: серия 906 № 184251 от 13.08.2024

10 | 2 | 212 | 30.11.2024. 00:51:05

Произведение оценили (+): ["Александр Питиримов", "Игорь Белавин Песни", "Аркадий Шляпинтох", "Александр Шведов", "Сергей Погодаев", "Нина Есипенко (Флейта Бутугычаг) °", "Наташа Корн", "Екатерина Камаева", "Алёна Алексеева", "Владимир Старшов"]

Произведение оценили (-): []