Тень отражения (к 8 -11)

К&Б

Между деревянных рам, с отмытыми до скрипа стёклами, валялась муха. Она лежала на спине. Крылышки повяли. Лапки окостенели.

Первые снежинки, словно слепые котята, тыкались носом в окно, вздрагивали, замирали и медленно ползли вниз. Исчезали. Смешивались в одно мокрое пятно. Потом в лужицу. Казалось, что окно плачет. Будто жаль ему мухи.

По другую сторону ноября топилась печь. Ворчал чайник. У окна, на границе двух миров, сидела девочка лет шести. Она тоже смотрела на муху. И тоже плакала. Уютно лопотали часы. Белая с чёрным пятном на правом боку кошка усердно вылизывала свой хвост.

"Кошки - очень занятой и чистоплотный народ. Как только у них выдаётся свободная минутка, они тут же чистят свою шубку..." , - вспомнила девочка, прочитанное недавно. Встала. Неспешно подошла к кошке. Смотрела на неё, склоняя голову то влево, то вправо.

Кошка внимания на девчонку не обращала: "Вот ещё. На каждую мелочь никакого внимания не хватит". Девочка стала смотреть на кошку - на муху, на кошку - на муху. Потом отчего-то рассмеялась, погладила кошку по голове: "Неет. Ты на зиму не уснёшь. Ты - не муха. Но у тебя и крыльев нет. А вот все, кто с крыльями, зиму не переносят."

Затем подбежала к большому зеркалу в спальне и принялась крутиться. "Нет. Я тоже не усну. Бескрылая я. Уродка". Вернулась к окошку. Уселась на табурет. Уставилась, не моргая, на муху.

 

Снежинки, бескрылые, новорождённые, летели вниз. Летели...

 

Шорох страниц нарушил резкий толчок в грудь. Она нахмурила брови, подняла глаза. Никого. Нетерпеливо отыскала строку, на которой остановилась. Замерла, прислушиваясь, в ожидании чего-то тревожного и пугающего. Потом отмахнулась от невидимого, как от назойливой мухи. "Вот ещё, будет мне мешать..."

Исчезла в нестройных рядах букв, неизвестного языка, но на удивление понятного и близкого.

 

Она и не подозревала, что умеет читать так быстро, проглатывая целиком за мгновение всю страницу. Слова будто и не слова, а живые существа, молчаливо заманивающие всё глубже и глубже.

 

Комната менялась. Вот улица. Широкая. Каменная. Дома, заборы, тротуар — всё из камня. Она идёт , нет, она едет на... Экипаж?. Да, пожалуй, что так оно и есть. Мерно цокают копыта, Колёса бесшумно крутятся. Её покачивает. Внутри полумрак. Окна задрапированы плотными тёмными шторками. Снаружи непривычные звуки. Чужой язык. Чужая жизнь.

 

Остановились. Ей открыли дверцу, помогли выйти. Сыро, пасмурно, неуютно. Дом. Огромный. Серый, как и всё вокруг. На крыше — шпиль. На шпиле — клочки густого грязного тумана. "Давно висит", - промелькнуло в голове само собой. Ступени, покрытые каплями не то росы, не то тумана, привели к массивной двери.

 

Она оглянулась, будто кто позвал, резко, встревоженно, да так и застыла, ошеломлённая увиденным.

 

Из окна экипажа на неё смотрела растерянно, даже с некоторым испугом, почти девочка. Бледная, глаза огромные, впалые, посиневшие губы в запёкшейся крови, длинные чёрные волосы казались липкими от воды (или от пота?).

 

Вот девочка подняла руку, начала что-то писать на стекле, затем порывисто стёрла, закрыла лицо руками. Лошади дёрнулись. Экипаж медленно покатил прочь.

ДО ВСТРЕЧИ К.10

Не успела подумать, звонить или стучать, как двери, с едва уловимым скрипом, распахнулись. Озираясь по сторонам, словно ища кого, она перешагнула высокий порог. Место странное. Но ощущения, которые оно навеяло, ещё более странные. Наверное, так чувствуют себя люди, когда возвращаются в дом, из которого их увезли совсем маленькими. Рваные картинки, недописанные звуки, необъяснимое волнение и какое-то напряжённое ожидание. Это как в тёмной-тёмной комнате идёшь медленно вперёд и не ведаешь, что там дальше, но память услужливо подсовывает сотни раз пройденный маршрут.

 

Комната? Прихожая? Как же, чёрт возьми, называется это помещение? Эээ... вестибюль! Точно. Совершенно круглый. И лестница круглая. Размеры поражали. Зачем же строить такие огромные дома? Вспомнила свою квартиру. "Нора крысиная...", — пронеслось вихрем в голове. "Ну уж прям нора? Эта "нора", между прочим, ого-го сколько стоит... А ведь и впрямь — нора и есть..."

 

Ни единой души. Ни звука. Лестница. Куча дверей, ведущих непонятно куда. И окна! Невероятные окна. Разноцветные стёклышки выложены в причудливые рисунки. Наверное, когда светит солнце (если оно здесь вообще светит), комната становится разноцветной, живой. Но сейчас... Сейчас было жутко. Почему-то захотелось как можно быстрей подняться по лестнице. Она подошла к блестящим ступеням. Похоже на мрамор... Потрогала рукой. Да. Так и есть. Мрамор. "Живут же люди... Тут плитку положить... эх, да чего уж говорить-то... "

 

Поднялась. Дом оказался двух этажным. На втором этаже несколько дверей. Одна приоткрыта. Тонкая полоска света разрезала холл на два полукруга. Пошла по ней, как по канату над пропастью, балансируя руками, стараясь ступать четко на линию, словно боялась упасть и разбиться на мелкие кусочки.

 

Возле двери остановилась. Заглянула внутрь. Вроде бы никого. Осмелев, толкнула дверь, вошла. Такие же огромные, разноцветные окна, как и внизу. Раз, два, три.. Пять штук. Мебели немного, но вся странная, и непонятно, как что называется. Шкаф не шкаф, стол не стол... У стены, слева, необъятная кровать. Над ней — балдахин, прозрачный. Ворох подушек, одеял... Напротив — кресло, похожее на трон. Подошла. Села. И тут же подскочила, как ужаленная. Там, в углу, кто-то был. Лёгкое движение, будто тень промелькнула. Не придумав ничего лучше, трусливо спряталась за кресло. Сердце молотило так, что в ушах бухало оглушительно и больно. Дыхание перехватывало, в пальцы, казалось, воткнули тысячи тонких иголок.

 

Но в комнате никого нет. Осторожно выглянула из укрытия и... рассмеялась. В углу стояло зеркало. Именно стояло, а не висело. Здоровенное такое зеркало. А недалеко от него — свечи в эдакой интересной штуке. Что-то вроде торшера, но вместо лампочек свечи. Выпорхнула на середину комнаты, подскочила к зеркалу: "Свет мой, зеркальце ска...", - да так и застыла с раскрытым ртом и глазами, полными ужаса. За её спиной, на кровати, сидела женщина, молодая, почти юная, тёмные волосы, огромные глаза, губы с запёкшейся кровью... "Я её где-то видела уже..." Резко оглянулась — никого, кровать пуста. Медленно, нехотя, через силу, повернулась к зеркалу — сидит, смотрит на неё грустно, с болью, и что-то шепчет, а глаза, как два колодца бездонных.

 

Не помня себя от ужаса, бросилась прочь из комнаты, не касаясь ступеней слетела вниз, коршуном пронеслась по вестибюлю, опрометью выскочила в дверь, далее — по каменным ступеням, рискуя переломать ноги, прыгала через одну а то и две, и только оказавшись на улице, возле экипажа, остановилась, перевела дыхание и искоса глянула на злополучный дом...

 

А в комнате, в зеркале, стояла высокая, юная, черноволосая, с огромными тёмными глазами, смотрела ей вслед и грустно улыбаясь, одними губами шептала: "До встречи..."

 ЛЕС К.11

 

 

     Высохший деревянный мост прогнулся в угоду времени. От него несло пылью, старьём, забытым в неинтересной книге солнцем. Никому не нужный. Бесполезный. Непомнящий.

 

    Она стояла посредине этого рудимента. Руки безвольно лежали на скелете перилл. Ветер раскачивал лениво, мучаясь от безделья, убивая надоевшее всем время. Мост вздыхал безразлично и глухо.

Внизу - перетёртая в песок речка. Узкая, извилистая, ничья. Вода давно сбежала, спасаясь от скуки. Дожди прекратили заглядывать в этот унылый мир.

 

    Берега забыли, кто из них правый, кто левый. Нехотя осыпались, медленно превращаясь в ничто.

 

    На одном из них, далеко, почти на линии горизонта, маячил лес. Она почему-то решила, что там растут сосны. Огромные, развесистые, зелёные вечно...

 

    Хотелось спать. Взять и уснуть прям там, где стоит. Но лес... Что же там за лес такой... Если бы сосны...

   И она пошла. Пошла тяжело, словно злосчастный мёртвый мост прилипал к подошвам, тянул вниз. Воздух давил и душил. Ветер обжигал, толкал в грудь, не пускал.

 

    Этот крохотный мостик, который в три прыжка преодолеет любая , даже самая маленькая, кошка, она никак не могла пройти. Насчитала сотни шагов, а мост всё не кончался, будто растягивался, рос, не желая быть прошлым.

 

   Останавливаться нельзя. Почему? Она не знала. Знала, что нельзя. Нужно идти, пусть на месте, но идти туда, где лес. Пологий вначале берег становился всё круче и круче. Теперь лес был на горе. Но зато Она уже могла различать деревья, а не пялиться на зелёную бесформенную массу.

 

     Под ногами те же сухие доски, от которых резало глаза. Смотреть на них невыносимо. Казалось, что скрюченные плахи вытягивали последнее, что в ней осталось - надежду. Слабую, чахлую, но живую.

 

    Тогда она перестала смотреть под ноги. Оттолкнула кривые оглобли перилл и полетела горсткой серой пыли, теряя себя невидимыми крошками. "Ну и ладно, что-нибудь да долетит, а там... а там видно будет".