* * *

Моя любовь сопровождала их
В родном краю и в дальней стороне;
И облака в постелях золотых
Не просыпаясь, плакали во сне.

Они сияли, словно жемчуга,
Над бледной и встревоженной Москвой.
Душа, что потеряла берега,
Еще просила нежности земной.

И всадниками были дерева,
И колокольнею казалась ель...
И поздно было говорить слова,
Волшебные, как белая метель.

                  * * *

Что знаем мы о доме на горе?
О звёздной пыли, предрассветном мраке...
О всех живущих на большом дворе,
Тем более - осле или собаке,
Привязанной за хлевом, под стеной,
И вздрогнувшей от стона ли, от крика?
О женщине с младенцем за спиной?
О трёх волхвах -
И всех земных владыках,
Идущих за счастливою звездой...

А снег валит, что побледневший дым...
Стоит зима в серебряном сосуде.
"Не сравнивай: живущий несравним", -
Сказал поэт... И вспомнил об Иуде.

                    * * *

Бобо мертва. А с ней - мечты,
Надежды, шёпоты и крики...
Слабее шорохи листвы.
Бледнее кисти повилики.

И тень бежит от облаков...
И чёрная земля рождает
Других героев и богов...
Бобо об этом не узнает.

Она в прекрасном далеке
Полна печали и смиренья...
И Дант на траурной реке
Слагает ей стихотворенья.

                * * *

Жизнь-ласточка ещё жива,
Ещё она под сердцем бьётся...
Тоскует осень. А зима
Зубами белыми смеётся.

Не ей в расцвете красоты
Великих дел своих стыдиться!
Своей прекрасной наготы
И лёгкой тени на ресницах.

Не ей жалеть: жива, мертва...
Подлунный мир так ярко вышит!
И затаённым счастьем дышат
Моря, созвездья, острова.