Когда у него ещё не было сердца,
а было нечто кинематическое,
к нему стрижи распахнули дверцу,
влетели в ганглии симпатические.

Он жил и думал почти высОко,
и сколотил всем входящим ящик
для выжиманья из сердца сока,
и дряблым стало оно, настоящим.

Тогда в сердцах он к природе-матери
послал высокую математику,
пиджак пропил безжалостно, и ползарплаты,
ежа купил: пожалуйста, побудь недолго заплатой.