Мой терракотовый божок
кострищем не обезображен,
а у меня расцвёл ожог,
а у меня и руки в саже,
пока таскала из огня,
так, словно в чём была повинна,
его подобие меня.
И превращала в исполина.

Он рос, и мир трещал по швам,
он застил свет и сам был светом.
Но, возводя на боли храм,
в каркас вплету смолистых веток,
рискнув забыть, что есть вода,
давясь словами до икоты.
Ведь чем прилипчивей беда,
тем зримее он терракотов.