Вратарь

Ты в динамовской пилотке,
Я в спартаковской пилотке,
Мы гоняем мяч из кожи,
Зашнурованный не туго.
И стоишь ты на воротах
Между двух кленков трёхлетних,
Это штанги – а напротив
Тоже вроде бы ворота:
Штангой стала груша-дичка,
А второй – найдёныш камень…

Так играем мы полвека:
Бью я пыром по воротам;
Мягкой щёчкой полукеда
Мягко мяч я посылаю.
То ты ловишь, то не ловишь,
Мяч шнурованный – планету;
И летит она в ворота
Между клёнов двух – трёхлеток.

И огромные перчатки
Велики тебе, как прежде.

Полнолуние

Проклинаю полнолунье,
Каждый раз, когда, обрамлен,
Светит мне в окно прожектор;
Всякий раз не сплю ночами,
Весь разбитый, в полнолунье.
Днём в беспамятстве хожу я,
Натыкаясь на предметы,
Как лунатик задремавший
Или меряю давленье.

А давным-давно когда-то
(В жизни прошлой ли, прошедшей?)
Я встречал луну на синем
Летнем бархате – с восторгом.

Я разглядывал на круглой
В окуляр подзорной трубки –
Разливные Океаны,
Век спокойные Моря.
Вот – Дождей, Нектара море,
Вот Спокойствия пучина;
Бурь таинственная влага
Из сыпучего базальта…

Тут – как в чаше плоскодонной,
Аристилл Александрийский* –
Он полулежит, в хитоне,
На боку, задумчив, – рядом
С ним Эратосфен* со сферой,
Из полос окружных меди.
Он полулежит, в хитоне,
На боку, а рядом – циркуль.

Вот – в другой такой же чаше –
Улугбек, правитель тюрков,
Тамерлана внук, в халате,
Ватой хлопковой подбитом,
На чалме – перо над брошью,
На челе учёном – дума.
Зидж лежит пред ним Гурганский*;
Угломер; Над головою –
Словно облако, поднялось
Медресе, а он снимает
С плеч главу свою: минуту
Держит – снова водружает…

Да, смотрел я в небо долго
Мало больше полувека,
Много больше скучной жизни,
И теперь ещё я вижу,
Как Коперник* тщетно чертит
На песке сыпучем сферы…

_____________

Гурганский Зидж или зидж Улугбека* – средневековый звёздный каталог, изданный султаном Улугбеком в 1437 году.

* Именами этих учёных, включая Улугбека, названы кратеры видимой части Луны.

Три горе-музыканта

Как у школьников в июле
Закружилась голова:
Очутилась в Ливерпуле
Музыкальная Москва.

Ходят-бродят, бродят-ходят
В дни свободы и вина;
Звуком вспыхивает вроде
Ливерпульская струна.

Три гитары-обезьяны
Врут, дразнясь, наперебой...
Удивительные страны
Повидали мы с тобой!

Письмо

Я пишу тебе письмо
Из неведомых столетий.
Не читаешь всё равно
Писем ты при жёлтом свете.

В тихой комнатке своей
Не сидишь за книгой скучной,
Не считаешь долгих дней
До разлуки неразлучной.

В юбилейной полумгле
На пирог из свеч не дуешь…
На оконном хрустале
Робкий вензель не рисуешь.

В Праге, в Кёльне ли – века
Ты, где колокол – и выси? –
Всё равно: наверняка
Не читают фрау писем.

Эликсир молодости

Потому не постареют
Эти школьные хореи,
Что и я разбросан сам
По волшебным временам.

Старость-Смерть не разбирает
И улов свой собирает:

Только нет меня нигде,
Потому что я – везде.

Фартук белый и манжеты
Там и сям, и тут воспеты, –
Ножка, туфелька, коса,
Подведённые глаза…

Этот слой наивной туши
Уврачует наши души.

Эти чудо-каблучки
Мрамор лет дадут послушать –
От смертельныя тоски.