Вроде как юбилейное

7 – месяц моего рождения.
7+7 – день моего рождения.
7х7 – стал сиротою, мама умерла.
777 – портвейн, заливший молодость мою.

 Семерки без малейшего нажима
и без подгонки сами встали в ряд,
а вот пятерки – цифра не моя,
пятерочником не был. Если дожил
до двух пятерок – толку-то с того –
ни славы, ни богатства, ни покоя,
ни пенсии, ее-то уж могли б, –
не женщина, конечно, но ведь платят
и мужикам за «вредность», например,
или за Север, мало ли мотался
по не совсем обжитым Северам,
где «черная пурга» меня слепила,
колючим снегом забивала рот,
чтоб не болтал, о том чего не видел,
ну, например, о мирнинских алмазах.
Молчу. Не видел. И миллионеров
ни в Мирном, ни в Норильске не встречал,
хотя и те, и эти существуют
в богатых недрах вечной мерзлоты,
но знаться с ними – вредно для здоровья.
Мне вредности хватало и другой,
поскольку химик по образованью.
Пришлось нюхнуть. И по «горячей сетке»
попариться изрядно довелось.
А мой последний цех литературный
любому коксохиму фору даст
в избытке ядовитых испарений,
он, сердобольный, даже молока,
которое, в других цехах за вредность
дают бесплатно, долго обещал,
юлил, но не дал.
Так что пенсион
в ближайшие пять лет, увы, не светит.
Обидно, разумеется, но я
не одинок, бывали познатней
и те «без гонорара, без короны...»
Уж как-нибудь. Наверно не умру
от голода.
Обиднее другое,
что стыдно в этом возрасте писать
стихи. А впрочем, и над прозой
оставшееся зрение терять
нет смысла, все равно издатель хмурый
и трезвенький, как стеклышко в очках,
пошлет меня на хутор очень дальний
среди крестьянства спонсора искать,
а я, неловкий, клянчить не умею.
И что же делать?
За такой вопрос
пора бы убивать у нас в России, –
Ну сколько можно???
Потому смолкаю
и достаю, как Пушкин наказал,
шампанского бутылку... для жены,
а для себя – портвейна «три семерки».