А. Теннисон. Тимбукту (окончание)

…Потом на юге я увидел словно

Бесчисленные шпили и решётку:

Купол на куполе и укрепленье

На укрепленье, парапет с бойницей

На парапете – несть числа, высокий

Имперский Балдахин под балдахином.

Вблизи в алмазном свете проступили

Вершины пирамид: настолько выше

Земли, насколько Небеса красивей.

Над каждой пирамидною вершиной

Сиянье изливали бесконечно

Вращающихся Солнц, планет подобья.

В сиянии таком открылся взору

Фронтон блестящий золотой колонны:

Высокий нескончаемо и лёгкий,

Насколько лёгким золото бывает,

А ниже – две распахнутые двери

В сиянии слепящем: было видно

В глуби дворцового большого зала

Часть трона в пламени огненно-алом

(Откуда белых риз края свисали),

Тьму-тьмущую прислужников близ трона,

Участвующую в богослуженье,

Насколько можно было разглядеть то:

Мой мозг видению сопротивлялся;

Мне ночь сомкнула веки, и упал я.

 

Меня Он поднял благостной рукою,

Потом с неизъяснимою улыбкой,

Способной мне и за одно мгновенье

Глаза наполнить сладкими слезами

От звуков музыки своей волшебной,

Как будто плеск речной волны озвучив

И музыку спокойную, поведал:

«Нет Духа, что мощней меня, что может

Сердца людские направлять, учить их,

Как достигать недостижимых целей

И восходить по лестнице высокой,

Площадка чья сокрыта облаками

Сияющих Небес (…).

 

Я о присутствии моём поведал,

Дал ощутить мою необозримость

И силою твои уста наполнил,

Поднял тебя почти до Сфер небесных –

Людских домов начальных и конечных, –

Теперь внимаешь музыке чудесной,

Что с незапамятных времён к нам льётся.

Я – Дух и жизнь, которая проходит

По венам, спутанным, как лабиринты,

Наполненным благим вином Легенды:

Она, разросшись с ростом листьев, гроздьев,

Смогла достичь всех уголков под Небом,

Корнями крепко вросши в почву правды,

Чтоб чаянья и страхи человека

Прониклись ароматом её грусти

И избежали непонятных мраков.

 

Сын человеческий, ты видишь реку,

Чья чистая волна из тьмы струится

Вдоль знойных улиц Города благого

И отражает башни с куполами,

Сады, где много пальм высоких, мощных,

И пагоды со звоном колокольным,

И хризолитовые обелиски,

И минареты? А река струится,

Песками поглощаясь, не умея

Нести по миру волны те, в глубинах

Которых отражается мой Город.

 

О Город! О последнее то Царство,

Где вырос я до наичудной тайны!

Всё ближе времена, когда придётся

Мне снять покров с прославленного места:

По мановенью палочки волшебной

Померкнут вскоре башни колдовские

И сморщатся до хижин неопрятных,

Приземистых в берберских поселеньях –

Песчинок чёрных посреди пустыни.

Как непохоже на прекрасный Город!» –

 

Поведал Дух и в Небеса поднялся,

А я один остался в Гибралтаре:

Луна в ночи исчезла, всё померкло!

 

                                    …

 

  …Then first within the South methought I saw
  A wilderness of spires, and chrystal pile
  Of rampart upon rampart, dome on dome,
  Illimitable range of battlement
  On battlement, and the Imperial height
  Of Canopy o'ercanopied.

                                            Behind,
  In diamond light, upsprung the dazzling Cones
  Of Pyramids, as far surpassing Earth's
  As Heaven than Earth is fairer. Each aloft
  Upon his narrow'd Eminence bore globes
  Of wheeling suns, or stars, or semblances
  Of either, showering circular abyss
  Of radiance. But the glory of the place
  Stood out a pillar'd front of burnish'd gold
  Interminably high, if gold it were
  Or metal more ethereal, and beneath
  Two doors of blinding brilliance, where no gaze
  Might rest, stood open, and the eye could scan
  Through length of porch and lake and boundless hall,
  Part of a throne of fiery flame, where from
  The snowy skirting of a garment hung,
  And glimpse of multitudes of multitudes
  That minister'd around it–if I saw
  These things distinctly, for my human brain
  Stagger'd beneath the vision, and thick night
  Came down upon my eyelids, and I fell.

 

  With ministering hand he rais'd me up;
  Then with a mournful and ineffable smile,
  Which but to look on for a moment fill'd
  My eyes with irresistible sweet tears,
  In accents of majestic melody,
  Like a swol'n river's gushings in still night
  Mingled with floating music, thus he spake:

  "There is no mightier Spirit than I to sway
  The heart of man: and teach him to attain
  By shadowing forth the Unattainable;
  And step by step to scale that mighty stair
  Whose landing-place is wrapt about with clouds
  Of glory of Heaven (…).

 

                                  Lo! I have given thee
  To understand my presence, and to feel
  My fullness; I have fill'd thy lips with power.
  I have rais'd thee nigher to the Spheres of Heaven,
  Man's first, last home: and thou with ravish'd sense
  Listenest the lordly music flowing from
  Th'illimitable years.

                                     I am the Spirit,
  The permeating life which courseth through
  All th' intricate and labyrinthine veins
  Of the great vine of Fable, which, outspread
  With growth of shadowing leaf and clusters rare,
  Reacheth to every corner under Heaven,
  Deep-rooted in the living soil of truth:
  So that men's hopes and fears take refuge in
  The fragrance of its complicated glooms
  And cool impleached twilights.  

                                                        Child of Man,
  See'st thou yon river, whose translucent wave,
  Forth issuing from darkness, windeth through
  The argent streets o' the City, imaging
  The soft inversion of her tremulous Domes.
  Her gardens frequent with the stately Palm,
  Her Pagods hung with music of sweet bells.
  Her obelisks of ranged Chrysolite,
  Minarets and towers? Lo! how he passeth by,
  And gulphs himself in sands, as not enduring
  To carry through the world those waves, which bore
  The reflex of my City in their depths.
  Oh City! Oh latest Throne! where I was rais'd
  To be a mystery of loveliness
  Unto all eyes, the time is well nigh come
  When I must render up this glorious home
  To keen 'Discovery': soon yon brilliant towers
  Shall darken with the waving of her wand;
  Darken, and shrink and shiver into huts,
  Black specks amid a waste of dreary sand,
  Low-built, mud-wall'd, Barbarian settlement,
  How chang'd from this fair City!"

                                                Thus far the Spirit:
  Then parted Heavenward on the wing: and I
  Was left alone on Calpe, and the Moon
  Had fallen from the night, and all was dark!

Эмма Соловкова, поэтический перевод, 2023

Сертификат Поэзия.ру: серия 1356 № 175242 от 30.05.2023

1 | 0 | 195 | 20.04.2024. 12:36:13

Произведение оценили (+): ["Владимир Корман"]

Произведение оценили (-): []