сутулая тень звездочета
скользила по каменным плитам
как жалкая марионетка
луной на кусочки разбита
по площади узкой меж башен
сновала, покоя не зная,
без устали, толку и смысла
котов беспризорных пугая
и лишь иногда по привычке
ослепшей подзорной трубою
царапала плоское небо,
где звезды толпились гурьбою
а призраки по закоулкам
бесснежной ноябрьской столицы
сбивались в туманные сгустки,
в какие-то хмурые лица,
знакомые по умолчанью,
и звали на край ойкумены,
и что-то взахлеб обещали,
за смертью суля перемены
и чувство, что мир обитаем,
что где-то есть тени другие...
пустыня картонного неба
сдалась, наконец, энтропии
уснул звездочет, запеленут
и высосан мороком лунным
и был его сон беспокоен,
и рушился в ночь поминутно
вода в грязноватом стакане
блестя, потолок отражала
и горечь далекого моря
все медленней в жилах бежала