Какая первозданность -

не шевельнуть рукой:

молитвенная странность

обители лесной.

 

Ступаешь осторожно-

ни звука, ни стежка.

сплошное бездорожье,

бездонная река.

 

Ольховые гнездовья,

 коричные кусты.

Лучистое присловье

безлюдной чистоты.

 

В обочинах дороги

лоснится снежный лом.

Предчувствия, тревоги  -

всё в прошлом, всё в былом.

 

Веков минувших бремя,

лежалых толща лет…

Остановилось время

и смотрит  в свой  лорнет.

 

Пора менять фасады

деревьев- фонарей,

остановить осаду

метелящих людей.

 

Роями мчатся птицы,

звенит ольхи рояль,

чечётки и синицы

штурмуют свой февраль.

 

Расщепленные кисти

висят со всех сторон,

и снег горчит пречистый,

перчинками времён.

 

Но мельница бессрочья

молотит свой курган,

и речи дробь сорочья

вещает ураган.

 

Вот наконец взовьётся

блестящим дымом снег,

и в вихревом колодце

предстанет Человек.

 

Он здесь скорей виденье,

он alien  извне –

в кипящей снежной пене

тот всадник на коне.

 

Он, снегом окроплённый,

пловец иль снеголаз,

бурильшик резвоконный

по снегу мчит вприпляс.

 

Дымится прах  вслед стерху

по эллипсу комет,

и ухмыльнётся сверху

лукавый  ганимед.

 

Всё выше, выше, выше

тень всадника в судьбе…

И снова лес в затишье

внимает сам себе.