Такая долгая жизнь… (Часть первая)

Такая долгая жизнь… (Часть первая)

 

В эти бурные дни противостояния России нацистской Украине и поддержавшего её в оголтелой ненависти к нашей стране руководства США, государств западного сообщества хочется вспомнить тех людей , на мужестве, боевом и трудовом энтузиазме которых держалось и держится до сих пор наше общество.

Среди них была и моя мать – педагог с 50-летним учительским и 30- летним директорским стажем работы в школе.

Очерк о её жизненном пути, который я предлагаю читателям, авторам сайта Поэзия. ру, напечатан в 2008 году к 95-летию  матери .

Сейчас же, в это непростое для России время, в год 2023, объявленный в стране Годом педагога и наставника, мне кажутся особенно ценными воспоминания об этих суровых и славных годах нашего общего прошлого, которые определяли тогда  лицо страны, её надежды и устремления.

Заранее прошу извинения за некоторые особенности стиля текста, характерные для тех, уже ставших историей, имён и событий.

 

Ещё двадцатый век был впереди

ещё его качали в колыбели,

и войны мировые не созрели

в те времена ещё в его груди,

и ваучеров, про, клятых в веках,

чей яд мы ощущаем и поныне,

и олигархов, по уши в деньгах,

 в те годы просто не было в помине,

и царь в России был ещё велик,

и Лев Толстой был не помянут в тризне,

а уж сотряс наш мир твой первый крик,

и ты вдохнула первый воздух жизни!

 

Эти незатейливые, но ёмкие строки   поэта Павла Хмары пробуждают память о временах и людях ,чьи жизни и судьбы вместили в себя две мировые войны, пожар революции и войны гражданской, опыт строительства первого на Земле государства рабочих и крестьян,  новое « смутное» время России, время надежд и разочарований, когда сбитая с толку, обманутая и растревоженная, как разорённый улей, страна, словно в картине П. Брейгеля «Слепые», старалась на ощупь определить свой дальнейший путь, обрести смысл и цель своего существования на Земле, наметить вектор движения вперёд (то, что в тогдашней прессе  часто называли национальной идеей).

И разве не чудо, что ещё живут рядом с нами свидетели и участники тех бурных , возвышенных и горьких поворотов истории, её гримас и прозрений, определявших облик страны, её настоящее и будущее.

Среди этих рядовых граждан, чей труд долгие годы « вливался в труд республики» - самый дорогой для меня человек, моя мать, Анна Алексеевна Павлова  (на фото), которой 15 февраля 2008 года исполнилось 95 лет.

Следовать за событиями её долгой, изначально непростой жизни, стараясь описать, отобразить, - занятие хоть и увлекательное , но неподъёмное: столько картин и впечатлений осталось в памяти от её рассказов, что впору хоть книгу писать, да и сама мама когда-то мечтала о такой книге.

- Вот выйду на пенсию, тогда…

Сохранились даже план и наброски этой незатейливой летописи бытия с наивными и трогательными названиями: « Любимый котёнок», « В няньках», « Последнее письмо Володи», « Как я спасала отца от тюрьмы» и пр.  Она искренне верила, что история её жизни , возможно, будет полезна и поучительна для многих, особенно для родных, близких ей людей.

Шли годы, а мамин замысел  как-то отдалялся, становясь всё менее современным, не столь уж важным. Другие люди, другие ценности овладевали миром. Кроме того, неожиданно обрушившаяся на неё слепота, в которой она пребывает вот уже целых 18 лет, окончательно похоронила её надежды, оставив нам ещё одно неопровержимое доказательство того, что человек полагает, а Бог располагает.

 

Слепая мать

Ах, мама, мама, рядом жили,

а я к тебе всё шла и шла

по бесконечным пересылам,

из Малых Ям до Покрова.

 

Сидишь и ручки на коленях,

с улыбкой бледной  на губах,

 недоумённым ловишь зреньем

детей, потерянных впотьмах.

 

Всплакнешь и сразу забываешь,

что внучек «выжил из ума»:

теперь тебя совсем не мает

сума его или тюрьма.

 

Пока судили да рядили,

варили кашу с молоком,

он, нахлебавшись отчей пыли,

пошёл по жизни босиком.

 

И в чьи-то пыльные тенёта

уж уплыла его судьба.

Ах ,мама, мама, душно что-то…

Как я-то до сих пор жива?

 

А ты торопишься, родная,

поведать мне, что без нужды

живёшь, на Бога уповая,

и славишь все его плоды.

 

Смотрю в глубокие глазницы:

не страшно, не бросает в дрожь,

когда меня в порыве птичьем

умершей Ниной назовёшь.

 

Забыты имена и годы,

забыта жизни маята,

лишь непонятною свободой

трепещут слабые уста.

 

 Твоё забвенье- мне отрада.

Как прежде, в майскую теплынь,

несу тебе сирень из сада

с оттенком сизым, как полынь.

 

Жизнь  наших родителей, да и наша тоже, ежедневно и ежечасно опровергала усиленно навязываемую нам тогда сладкую сказку об изобилии, падающем с неба.

За каждый , даже малый жизненный успех, мизерное благополучие , глоток личной свободы приходилось платить тяжёлым, часто неблагодарным и не оценённым по достоинству трудом, терпением, необходимостью здоровьем и нервами отстаивать неизменность своей жизненной позиции и просто человеческое достоинство.

Родилась мама в селе Сваино Юрьев-Польского уезда  и была третьим ребёнком среди своих братьев и сестёр. Через год после рождения девочки отец её, Деев Алексей Михайлович, отправился воевать с немцем на Первую мировую войну.

И было это ещё при царе, перед революцией 1917 года, волны которой, бурным валом поднявшись в обеих столицах, по мере движения в глубь России становились почти неощутимыми для простых людей: та же непрестанная забота о хлебе насущном, неуверенность в будущем, стремление прокормить и поставить на ноги детей.

По неписаному крестьянскому закону, на учёбу в первую очередь отправили старшего сына, Александра. Аннушка помнила, как, обливаясь слезами, вымаливала мать копейки у отца, хозяина и распорядителя скудного семейного бюджета, чтобы купить старшенькому книги и  ещё кое-что для учёбы, и как неумолим был тот, на чьих плечах лежала забота о многочисленном семействе.

Но железная память, выносливость и упорство брата брали своё: учился порой и без книг, с уроков запоминая всё необходимое. Закончил Александр свой жизненный путь  в  далёком сибирском Омске учёным- математиком, доцентом , заведующим кафедрой математики, написав за свою жизнь немало научных работ.

Аннушку с раннего детства жизнь вовсе не баловала: шести лет отроду отправили её в няньки в Иваново. Не на заработки даже, а чтобы не обременял семью лишний рот. Там кочевала из одной семьи в другую, радуясь даже случайной жалости, малому вниманию к себе чужих людей, более же досадовавших  на её слабость и неумение справиться с хозяйственными делами;  людей, ожесточённых жизнью, от нужды доверявших ей своих детей и часто забывавших о том, что имеют дело с таким же ребёнком.

Однажды, исполняя наказ хозяйки, дала заболевшей девочке вместо микстуры «Капли  датского короля» несколько капель йода (пузырьки были похожи), а потом, поняв свою оплошность ,едва не умерла от страха.  К счастью , всё обошлось благополучно. Но случай этот запомнила на всю жизнь.

Потом- обычный путь в жизнь девушки из крестьян: учёба в ШКМ(школе крестьянской молодёжи),затем  -  педагогическое училище в городе Юрьеве- Польском и далее - учительский институт Древнего Новгорода, где мать познакомилась со своим будущим мужем, студентом того же института. Уже в послевоенные годы завершали  мои родители своё образование в педагогическом  институте города Иваново. Путь матери  к своему высшему образованию  в общем и целом составил около семи лет, что по тем временам случалось нечасто.

Свой преподавательский путь мама начинала в средней школе посёлка Торковичи, расположенного, как говорили тогда, на 101-ом километре от Ленинграда, куда отправляли на жительство тех, кому отказывал великий город  в праве ходить по его легендарным улицам, любоваться чудесными дворцами и парками- творениями человеческих рук, ума и таланта.

Так уж получилось, что некоторые жители посёлка( их называли тогда «бывшими»из-за принадлежности к другому, « нереволюционному», сословию России, к коим общество относилось с большой долей осторожности) сыграли в жизни матери значительную и благотворную роль. Это завуч школы, Павел Евгеньевич Комаров- Кларк, и учительница русского языка и литературы Нина Степановна Калинина – люди большой эрудиции и высокой, может быть, несколько старомодной сейчас культуры, которые не только обучали мать профессиональному мастерству, но и сами являлись образцом гражданского служения и подлинного  гуманизма.

Как-то , обсуждая урок матери по стихотворению Н. А. Некрасова « Железная дорога» Павел Евгеньевич заметил:

- У Вас, Анна Алексеевна, ученики воспринимают материал не столько умом, сколько сердцем.

Молодая учительница растерялась:

- Как это не умом? Значит, что-то не в порядке?

- Наоборот,- слегка улыбнулся мудрый педагог,- прекрасно. Воспринятое только  умом,  может быть искажено либо забыто. А вот то, что запало в сердце, потревожило душу, оставит там след на всю жизнь. Так что учтите, что Вы работаете на будущее.

По окончании учебного года мать за хорошую работу премировали наручными часами, но получить их она  не смогла, т. к. началась война.

Подружилась мать в Торковичах, несмотря на разницу в возрасте, и со своей коллегой, учительницей языка и литературы, получившей прекрасное образование в Петербургском университете, Ниной Степановной Калининой( впоследствии её именем мать назовёт свою дочь, родившуюся в канун войны).

Сочинения и творческие работы её учеников неизменно занимали призовые места на всевозможных конкурсах и смотрах, но успехи учителя нигде , никогда и никем не были отмечены. Высшее руководство, словно сговорившись, обходило это явление молчанием. Мать, упорная в правде даже в мелочах, чуткая ко всякой несправедливости, кипятилась, пробовала убедить в чём-то равнодушных коллег, но сама Нина Степановна охолаживала её пыл, относясь к « вопиющей несправедливости»  даже с какой-то долей иронии. Она не ждала и не хотела похвалы от людей, к которым сама не испытывала уважения.

Между тем наступил 1941год. Отца, работавшего в той же школе, взяли в армию, и рождение дочери мать отмечала одна, вдали от близких людей. Только неизменная Нина Степановна и ещё кое- кто из коллег навещали её в больнице.

Почти сразу же после рождения ребёнка матери пришлось работать, а малышку определить в ясли.

- Бывало, сижу в столовой, обедаю, одной рукой ребёнка держу, а в другой ложка с супом, -вспоминала она. Тогда же случилось потрясшее молодую мать событие, которое произошло с её малышкой в яслях. Девочка тогда ещё не ходила, лежала в кроватке и спала. Один ребёнок, уже« ходунок», подошёл к кроватке и укусил малышку за палец ножки, высунувшийся между жёрдочек. Произошло серьёзное заражение, гнойная опухоль распространилась до бедра, мать с ребёнком отправили в Ленинград, девочке грозила ампутация ноги. Опытные врачи всё-таки сумели предотвратить  печальный исход, но шрам у сестрёнки в паху остался на всю жизнь.

В начале августа1941 года фашисты уже бомбили Лугу, от которой до Торковичей было рукой подать. Страшно ухала от взрывов земля , звенели стёкла в окнах домов.

Мать лежала на кровати, прижимая к себе ребёнка. Хозяйка металась по дому, с осуждением вскрикивала:

- Анна Алексеевна, ну как  Вы можете так спокойно лежать?!

В магазинах моментально исчезли все продукты.  У матери остался только пакет печенья, который она купила неделей раньше.

Как-то случайно встретила на улице завуча Павла Евгеньевича.

- Анна Алексеевна, Вы? Разве Вы не уехали? Да знаете ли, что через несколько дней немцы уже будут здесь?

Мать обречённо молчала.

- Вот что: сейчас я прикажу запрячь лошадь, и Вас отвезут на станцию. Там есть наши учителя, помогут Вам с ребёнком сесть в поезд. Уезжайте немедленно!

Так с пакетом печенья, грудным ребёнком на руках и с рюкзаком за спиной, подаренным всё той же сердобольной Ниной Степановной, мать отправилась в эвакуацию.

Страшно представить, что было бы с ней и крошечной сестрой в посёлке, захваченном немцами, без еды, своей крыши над головой, без близких людей, какой-либо медицинской или иной помощи.

Впоследствии она узнала, что хозяйку, её 14-летнего сына и многих других жителей посёлка немцы угнали в Германию, а завуч Павел Евгеньевич, кому она была обязана своим случайным спасением, погиб во время войны.

Так распорядилась судьба, что «бывшие», объявленные чужими в своей стране, с трудом выживая сами, помогли спастись, говоря языком тогдашних политических плакатов, своему идейному антиподу, комсомолке-активистке, которая будет потом с какой-то благоговейной благодарностью произносить их имена.

Вспоминая события семидесятилетней давности, мать и сама подчас удивлялась , как это ей удалось не только выстоять в это суровое время, но и прожить такую долгую жизнь. И мы, её дочери, в свою очередь задаёмся вопросом: в чём секрет её долголетия?  Ведь знаем же, что её жизненный путь не был « лакированным паркетом», не рвалась она в круги « высокой знати», где слаще жизнь и обильнее стол, что порой непосильную ношу несла на своих хрупких плечах: война и связанные с ней испытания, изнурительный труд, бессонные ночи, тревоги за близких, голодные обмороки, 28 лет(начиная с 1943 года) директорских обязанностей, занятия в две смены, необходимость своими силами ежегодно заготовлять сотни кубометров дров для отопления школы, строительство дополнительного школьного здания и мастерских при переходе на 8-летний курс обучения… Да мало ли что ещё? Кроме этого, и хозяйка, содержащая  полный набор полагающейся на селе крупной и мелкой живности, начиная с коровы; мать троих детей, ни разу не воспользовавшаяся полностью ни одним своим законным декретным отпуском.

Сколько сотен, а то и тысяч километров исходила она пешком : то по работе в Юрьев-Польский за 25 вёрст, то в сельсовет по своим директорским делам, то на дальние сенокосы в лесную Шордогу. Автобусов тогда ведь и в помине не было.

Сколько натерпелась страху, когда в военные годы  и некоторое время после приходилось ей где пешком , где на попутках ежемесячно, в любое время года, отправляться в Юрьев за учительской зарплатой и в тот же день возвращаться обратно. А время было опасное и тревожное. Вернувшийся с фронта отец выходил встречать её из таких вынужденных путешествий с охотничьим ружьём. Мама и сейчас уверена, что вид бледной , исхудавшей беженки в грубой мужской телогрейке и в стоптанных сапогах, вероятно, не привлекал внимания бандитов- это и уберегло её от беды.

В той же самой одежде появлялась она и в дверях районо, пока заведующая А.А. Сизова, с удивлением рассматривая внешний вид молодого директора, не распорядилась продать ей обычное пальто.

И всё-таки она выстояла и, если бы не полная слепота, то и сейчас вела бы, как говорят, активный образ жизни.

И я снова и снова спрашиваю себя, что же помогло ей, нашей матери, женщине отнюдь не богатырской силы и героического характера, выдержать этот суровый поединок с жизнью?

Конечно, крепкое от природы физическое здоровье, закалка постоянным деревенским трудом (попробуй-ка от зари до зари вязать снопы на крестьянском поле), оптимистический склад характера, умеренность в страстях и пристрастиях. Но было что-то ещё, вероятно, самое главное, что не поддаётся простым подсчётам рационального ума.

Моя мать принадлежала к поколению, которое долгое время отлучали от религии, церкви. Активная комсомолка, непременная заводила и участница многочисленных смотров художественной самодеятельности и  агитбригад, она искренне утверждала, что комсомол дал ей путёвку в жизнь, помог реализовать свои способности, не сомневалась в правильности указанного социалистическими вождями пути. Но близость к природе, жизни простого народа, безукоризненная честность, душевная чистота и чуткость не позволили ей превратиться в этакого идейного монстра, который, повинуясь указаниям вседержащей руки, опьянённый значительностью порученного ему дела и своей значимостью, с яростью пса, желающего заслужить одобрение и подачку хозяина, сметает всё на своём пути , хрустит костями своих более мелких собратьев, оправдывая себя тем, что на пути к большой цели не может быть колебаний и сомнений.

Стихией матери была песня .Она пела всегда: в радости и горе, за работой и в короткие минуты отдыха, на школьных и семейных торжествах, на колхозных праздниках.

Люди просили её об этом. Я с раннего детства запомнила её песни: « Среди долины ровныя», « Славное море - священный Байкал», раздольно грустные, ямщицкие ««Степь да степь кругом…», героические «Гибель «Варяга», некрасовские «Что ты жадно глядишь на дорогу…», « Средь высоких хлебов затерялося…», любимую лермонтовскую « Выхожу один я на дорогу…» и ещё много- много других.

Может быть, мысль эта кому-то покажется кощунственной, но для матери русская песня была своего рода молитвой, в магическом звучании которой заключалась живительная сила любви, страданий и веры десятков поколений русских людей, которая очищала и питала духовное здоровье матери , возносила её на какую-то неведомую ей самой высоту…

Есть сила благодатная

в созвучье слов живых,

и дышит непонятная

святая прелесть в них.

Неслучайно одним из первых, ещё незрелых моих стихотворений, было

« А мама поёт…»

А мама поёт неизбывно, глубоко,

на свет вырываясь из тьмы,

из этих напевов далёких

мои горизонты видны.

Мои перевалы, обрывы

и хрупкой надежды мосты-

с годами сильнее призывы

не взятой тобой высоты.

Мельчают прогнозы на случай,

их воли сметает прибой

пред этой святою, горючей,

тяжёлою русской слезой…

Слезой по просторам высоким,

где вольно , предсмертно паря,

над миром зеленооким

летела душа бунтаря.

Слезой по безвестным могилам

на кромке закатных полей,

в степных  запредельных разливах,

в глубоких пучинах морей.

Когда же судьба-обезьянка

мне корчит гримаску свою,

на жизни глухих полустанках

я мамины песни пою.

Я измеряла свою жизнь её песнями, в которых жила не замутнённая ничем святая правда моего народа.

И в горькие дни моей несуразной жизни,  с сожалением глядя на мои страдания, мать говорила:

- А ты пой, пой - легче будет!

Вера Тугова, 2023

Сертификат Поэзия.ру: серия 2017 № 173271 от 15.02.2023

0 | 4 | 438 | 17.11.2024. 16:52:30

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []