СЕЛЬ В СТА ТЫСЯЧ ВЁРСТ ОТСЕЛЬ

Феофания (Теофания) – богоявленное место, однако в Киеве оно еще известно как богоугодное и лечебное заведение для высших мира всего и власть предержащих… Тем не менее, там лечили и афганцев, и чернобыльцев, и великих украинских писателей, и министров и избранный партиолитет всех основных парламентских партий независимой Украины… Почему именно там произошел или произойдет сель? Бог его знает… Во сне я увидел, как идет огромный разрушительный сель в Феофании, смывая реабилитационные корпуса для действительно легендарных людей и просто ничтожеств по определению своему земному, но возведенных в ранг богоравных, а по сути… кретинов. Странный сон 1995 года.

1.
Сель в ста тысяч вёрст отсель, Селивания! Заливает этот сель Феофанию.
Заполняет этот сель воды сточные, и стекаются отсель люди склочные.

Депрессирует наш мир вёснами, накипает, как волдырь, звёздами.
И срываются на нас вскорости с неба звёздные ключи горести.

Обволакивает сель сетями, загоняет в землю лед на столетия,
и врачует мерзлота там, где попросту душ сжигалась маята попусту.

Сель в ста тысяч вёрст отсель, сель, сель, сель…
Каждый миг и каждый день – сель!

Веле Штылвелд: "У сказки седые волосы", г. Киев-1995 г.


Иногда мне очень печально, когда я в очередной раз устремляю взгляд на какое-нибудь стоящее на сцене зале или в салоне, гостиной – пианино или рояль, чьи клавиши так и остались для меня вечной загадкой… Удивителен и тот шарм, к которому я не имею никакого, собственно, отношения… Кроме, как радоваться прикосновениям коротких миленьких пальцев к непостижимой великой тайне рождения звуков.

2.
Я – как оглохшее пианино, жизнь – онемевшее кино,
такая, впрочем, пантомима проходит, видимо, давно.
Мир – отшумевшая планида, мир – отбуявшая мечта,
в ней есть и счастье, и обида, но суть, как видимо, не та!

Не те отрывки кинолент, не та отточенность судьбы,
не те осколки прошлых лет, не те надежды и мольбы.
Не тот и друг, не тот и враг, не те расстрельные деньки…
Не то СИЗО, не тот ГУЛАГ, не те колымские пеньки…

Не та страна, не тот народ — к уроду тянется урод,
который век… Хотя, постой! Над всем – тюремный травостой,
под сим – ажурный гипертекст – зуд экстрадиции тех мест,
где прежде выстрадал себя, где ждут кремировать меня.

"Литературный Вестник" №26, 2002 г.
г. Воронеж, Международная Ассоциация
Русскоязычных Литераторов
(Южно-Российский пен-клуб)

3.

Я – как оглохшее пианино, жизнь протекает без устали мимо.
Вялые струны, отбилась эмаль, клавиши ссохлись в веков пектораль.
Дамы из конноспортивного клуба бьют по роялю копытами дней…
Мчаться по кругу все цугом да цугом, некогда более видеть людей.

Клавиши глохнут, отрыжка педалей, фортопианно ломается блюз.
Под пианино – разлив "цинандали", в нем угасает Советский Союз.
Новые страны, эпохи, сретенья, время размазало клавиш холсты.
Выпить ли что ли? Ан, нет вдохновенья… Чижики-пыжики с прошлым на ты

"Вестник Самиздата" №36, июнь 2002 г.
г. Воронеж, Международная Ассоциация
Русскоязычных Литераторов
(Южно-Российский пен-клуб)

4.
Когда строка к строке прижалась чутко и более на выдохе не врет,
тогда сейчас же явится минутка и выдохнет: "Поэзия, вперед!"
Нет за душою ни зимы, ни лета, нет за душой ни цента, ни гроша.
Вчера был прожит мир, в котором где-то был остановлен миг на букве "Ша".

И шелестела осень односложно, по капельке стекая на асфальт,
и по апрельским лужам непреложно бросал созвучья неболикий альт.
И отражалось зарево столетий: прошедших безымянно и давно
уже в ином, втором тысячелетье, в которое вернуться не дано.

И накипали вычурные строфы, возобновляя ритм и антураж
неведомой, непройденной эпохи, в которой свой несущий такелаж.
Мир обрамлял поэтов светлой смальтой, в которой было трудно остывать.
Но кто-то робкий, в трепетном азарте срывал легко с грядущего печать.

И время шло, и сладостные муки раскалывали тонкое панно.
И оставались в мире только звуки, которые забыть не суждено.

27 января 2001 г.

5.
Мне не хватает прозы, я задыхаюсь в прозе…
Ирина пьет мартини, а я – сока мимозы…
Что налили, то выпил, что всунули, то взял,
хлебает Веле водку – идет девятый вал!

Не выбыл я, не убыл, и мало верю снам –
уходит жизнь на убыль, а на душе бедлам.
Друзья по синекурам разъехались давно,
а я смотрю аллюром житейское кино.

Без ретро и без позы, и просто без балды,
сминают туберозы две тощие фалды.
За фук, за полкопейки сминает Время лоск:
нью-йоркские лазейки, лос-анжельский пронос.

"Вестник самиздата" №32, 6 февраля 2000 г.
г. Воронеж, Международная Ассоциация
Русскоязычных Литераторов
(Южно-Российский пен-клуб)


6.
Посвящается буддистскому ламе Матвею Рабдановичу Чойбоновичу, лечившему киевских и припятских школьников в 1995 г., живущему на земле древней Бурятии… Однажды он встретил на Земле чудо – во время песчаного бурана в ночной Кустанайской степи его дорогу – водителя армейского большегруза в степном бездорожье осветила четырехметровая зеленоватого цвета женщина, будто бы сотканная из тонкого плетения серебристо-салатовой плазмы… Она – спасла ему жизнь, он – стал главным ламой Бурятии, а в 1995 г. освятил мой дальнейший путь на Земле. Через несколько лет у себя в Киеве я стал заслуженным деятелем культуры братской Бурятии, и с 1997 г. ее древний народ – мой побратим...

Древних слов настой напевный глушит прежние печали:
горловые слышу звуки там, где космоса порог
приподнял полог заветный тайны семизвучной давней,
и сквозь будущие встречи в мир ворвался полубог.

Материнское начало в нем живое отмечало,
отличала в нем живое та космическая даль,
по которой шел он прежде к человеческой надежде
от вселенского истока через горе и печаль.

ДоброБогом человечьим он с грядущим жаждал встречи,
пригубление проведав от душевной теплоты, –
врачеватель и мыслитель, – МироЖитель, НебоЖитель –
он, дорогою идущий, ищет мира доброты.

Он звучит струной вселенной, сам читает мир по нотам,
знает судеб сокровенность и по лоциям планет
он целит людей под небом сам своим душевным потом –
воспарящий, настоящий, чистый, добрый Человек!

Веле Штылвелд: "У сказки седые волосы", г. Киев-1995 г.

7.
Кварцевый нож берет доктор Шварц из кимберлитовых дней неолита,
сколот в пластины, завезенный в Гарц — нож Мессалины! — седым прозелитом.
Правнуком Смерти, потомком Циклопа, и содрогнулась от страха Европа!
Ужас застыл у Европы в крови, и каннибал прорычал: – Не гневи!

Карлы кровавые в пляску пустились – кварцевый нож их целил и кромсал,
дрогнули гены и в ужасе свились – доктор планету безумьем сковал!
Кварцевый нож берёт доктор Шварц, сырокопченой поев колбасы,
фарш трепанаций, равно как и фарс, есть лишь потребность набить под усы.

И процедура, конечно, не нова: каменный нож протыкает мозги –
кварц доктор Шварц загоняет в полову прожитых дней и житейской трухи.
Там же, где Шварцу противится кто-то, в мозг загоняется электродрель –
пломбы от Шварца в мозгах идиотов их превращает в покорных людей.

Люди ли это? Не зомби ли это?! Нож препаратора режет без квот –
он улучшает породу поэтов… официозных – режимов оплот!
Зомби по миру проходят стадами: лобные доли им выскребли прочь!
Кварцевый нож шевелится над нами – каждому доктор желает помочь!

Лоботомию изволите-с? Просто снимем с мозгов перезревших коросту!

Апрель 1993 г., ранее не публиковалось

Вот так постепенно и переходит жизнь к этапу подведения первых итогов или скорее итогов первого пятидесятилетия. В своем усердии я подобен "друзьям фараона" – древнеегипетским скальпини. Только подведя душевный итог, можно продолжать дальше жить… Именно тогда ты начинаешь понимать, что ни прощать, ни наказывать ты не вправе, что не существует ни побед, и поражений, а существует только земной и, увы, конечный творческий путь…
17 июля 2003 года

Веле Штылвелд, 2003

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 17117 от 18.07.2003

0 | 3 | 2972 | 27.04.2024. 00:57:46

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []