Обеденный стол

      Обеденный стол

 

Этот стол, тишиною покрытый, –
И печально-то мне, и чудно, –
Ещё прадеда поит Никиту,
Ещё смотрит немое кино.

А настенное, с грузным наклоном,
Бархат-зеркало, алый овал,
Отразило венок похоронный,
Стол всё тот же, где гроб ночевал.

А окно свои стёкла промыло,
И смотрело, и охало вслед:
А того в переулках носило
Средь хмельных инвалидов и бед.

 

2019

 

             * * *

 

Эта женщина седая
Косу к ночи распустила.
И сидит, и ровно чешет
Пряжу вдоль груди иссохшей.
Гребень, в узловатых пальцах,
Лён струя голубоватый,
Вверх взлетает, книзу – вязнет...

Эта женщина седая
Мне приходится прабабкой.
Вот, сидит она в рубашке,
Что белей снегов ольховских,
На перине, плохо взбитой,
Шестьдесят без года вёсен.
И плечо её худое
Белой залито луной.

 

2021

  

      Метаморфоза

 

Нос твердеет и странно острится,
И вздыхает под перьями грудь.
Превращается женщина в птицу,
И потом собирается в путь.

И ещё непослушные перья
Расправляет, крича в тишине.
И за белою крашеной дверью
Колыбелька мерещится мне.

Малый мальчик поднялся на ножки,
И ему из кроватки видать,
Как в раскрытом исчезла окошке
Окрылённая юная мать…

А на воздухе медные звоны
И громадное золото глав,
Где садятся на ветви вороны,
От отчаянных криков устав.

 

2021

 

      Медвежья голова

 

Часто мать говорила ему:
«И в кого ты такой – не пойму.
Жизнью был ты моей и надеждой,
Эх, мордва! Голова ты медвежья!..»

И опять запивал – и неделями сын
По ступенькам сбегал в угловой магазин.
И читал он стихи, хмельно голос волня,
А стихи – как его пятерня…

И трепала за волосы матерь, рукой
Ухватив тёмно-русую прядь:
«Слабовольный в кого уродился такой? –
Тёмной мне и лесной не понять…»

И плела, и плела на мордовском слова,
Словно шёлковых нитей узлы:
Эх, медвежья – медвежья твоя голова!
И рыдала из комнатной мглы…

И рыданья и стоны поются опять,
И мотив – на эрзянок слова, –
Треплет сына за волосы старая мать:
«Эх, медвежья твоя голова!»

 

2021

 

                 *  *  *

Снова бледные тени в парадном,
Упадая, идут по стенам.
И встают – и уходят обратно,
Разбредаясь по всем сторонам.

И никто-то им дверь не откроет,
Что неверным толкали плечом...
И уходят похмельные трое
От двери под сухим сургучом.

Этот – с номером с вешалки, старый,
И другой, что стихами богат;
Ну а третий – с разбитой гитарой…

И всю ночь у подъезда стоят.

 

2021

  

    Чёрный футляр

 

                            дяде

 

Доставал футляр он чёрный
С красной бархатной подкладкой.
Извлекал гитару нежно
Всякий раз после ремонта.
И когда он задевал
Корпус – звук пустой рождался,
А когда он задевал
Струны – словно веер веял…

Праздно жил холостяком
Слава, слава гитаристов.

Он вертел колки тугие
Вместо ушек непослушных;
Струны – то трепал, то гладил
Вместо шёлковых головок.
Обнимал он стан волнистый
Лакированной гитары –
Вместо девушки покорной,
Вместо женщины строптивой.

А потом в конурке старой,
С образами после бабки,
Пил он горький и полынный
Чёрный вермут, дух аптечный;
Пил портвейн рубинно-сладкий,
Будто сахар пережжённый,
Что цыганкин леденец.

А потом упал, однажды,
Замер в позе неудобной,
Будто вмиг его сморила
Необорная усталость…

Это было в прошлом веке,
Брат мой, в день один прекрасный.

 

2021

 

                 *  *  *

Этот лётчик в военной кожанке
На Мишулина будто похож.
Во овечьей с кокардой ушанке,
Он в покой наш разрушенный вхож.

И в тяжёлый пучок убирая
Вологодское масло волос,
С ним – толстуха, жена его Рая
В дом приходит, знакомый до слёз.

В этот дом, где не тронуты стены
Тяжкой гирей и хватким ковшом,
Соберётся родня постепенно
И за траурным сядет столом.

Зазвенят тут заздравные тосты;
И затянут цыганский напев
Постояльцы хмельного погоста,
Артистически руки воздев.

Засмеются они, зарыдают,
Вспоминая родные края,
Сёстры кровные – Лида и Рая,
И мордовская бабка моя.

 

2022

 

                 *  *  *

В смазных приходил сапогах,
В кожанке и шапке с кокардой,
Похожий на цЫгана, лётчик.
(Сходил он с простой чёрно-белой,
С резными краями бумаги,
С щербатого фото). Точильщик
Стоял под окном и искрил
Ножами, как огнепоклонник;
И скрежет его долетал
До скучного дня, Воскресенья…
Ещё приходили: в очках,
С пучком муже-видная тётка -
Мордовская толстая Рая,
Лоснящаяся, золотая:
Румянец на белых щеках.
(Ах, Рембрандта тут не хватало!)
Была парикмахерша Клава,
С каким-то гражданским супругом –
Тут – из паровозных Мытищ,
Похожа на Веру Орлову.
И пили, и пели заливно
Цыганские, русские песни:
И бабка моя горевала,
А дед, некурящий, курил…
Теперь тут ни лестниц, ни пола,
Ни кровли; чердак голубиный
Пропал, лишь кирпичные стены
Под ложной тафтой фальшфасадов.
Всё тихо… Лишь слышны порой
Гостей разгулявшихся песни.

 

2022

 

                  * * *

Открывается ящик китайский,
И как будто приходит пора…
И ты мне говоришь: «Оставайся!»
В тишине проходного двора.

Эхо гулкое отзовётся,
Ударяясь о стену углом.
«Как тебе, мой хороший, живётся
В обескровленном доме твоём?»

«На строенье моём фальшфасады,
Мои окна зияют вдали.
И ковшом достаёт экскаватор
Моё сердце, как комья земли».

 

2022

 

    Девкины Бани

 

Бани Девкины, милые сердцу,
И духовка, и ларчик пивной.
Открывал я дощатую дверцу,
И по скользким ступенькам парной
Поднимался в жаровню, ко зною,
Где, наколот, с войны инвалид,
Словно чайник, шипит и кипит,
И распаренной хлещет листвою
По спине – сохранённой рукой…
Там в своём шерстяном «тюбетее»,
Держит ковшик татарин лихой,
У булыженной топки потея:
Зачерпнёт и швырнёт за заслонку
Ком воды – и отпрянет в сторонку…

Бани, бани! Уж нет вас, беда! –
И разбитые окна, как раны;
И не бьёт ледяная вода
В цинк гремящий из синего крана.
Дуб-берёзой не парится дед,
И не ухает прадед от стопки;
Где отец?.. В заключение бед
Занавесили дом на Ольховке…
Слава, дядя, не крутит колка…
Упокоились бабка с прабабкой…
И отец издали-далека
Будто машет мне войлочной шапкой.

 

2022

Владимир Мялин, 2022

Сертификат Поэзия.ру: серия 1319 № 169618 от 27.08.2022

2 | 10 | 515 | 20.04.2024. 05:44:03

Произведение оценили (+): ["Ольга Пахомова-Скрипалёва ", "Вера Тугова"]

Произведение оценили (-): []