Окно в доме напротив

Чёрной дыры неживое окно.
Форточка в вечность угрюмо открыта.
Кто-то забыт или что-то убито.

В городе шумном ты тихо забыт.
Тайной большой синтепонной укрыт.
Где эта улица, где этот дом,
Где ты любим, окрылён и влеком

Маминым взглядом из первых чудес?...
В доме напротив гнездится прогресс
Фирмочек нужных и быстрых авто.
Но об окошке не помнит никто.

В доме напротив нездешний сквозняк.
Бабушка Рая, подайте же знак!
Хочется верить, что живы Вы, живы,
Что мои домыслы праздны и лживы!

Поезд аукнул и в дымке исчез.
Поезд, пришли мне хорошую весть!
В окнах плацкартных, как в детстве, светло.
Бабушка Рая!!! Вам слышно? Алло!!!


***

Пронзительно-глубокий ветер.
И в нём – забытых два листа.
И понимаешь, что на свете
Ещё таится красота.

И мы, беспечные, как дети,
Надрывно или мягко – ждём
Родных ветров условной клети
И одиночества вдвоём.

В банальном этом и простом
И бытовом, как сериалы,
Царит Вселенское начало,
Едва прикрытое листом.


***

В лазоревом небе Афона
Молитва хрустально текла.
И пела простые законы.
И рушился мир из стекла.

И новая песня звучала
В соцветьях пяти голосов,
И солнце конца и начала
Кроила из искренних слов.

В лазоревом небе Афона,
В соцветиях греческих звёзд
Дух музыкой вышил икону
И в радость созревшую врос.

О, новая песня послушна
Могучим незримым крылам.
Душе только этого нужно –
Искать свой таинственный храм…


***

Чувствовать Бога каждой строкой.
Чувствовать Бога каждой тоской,
В каждую синь заповедную мчаться.
Вот оно, странное певчее счастье.

Будь же удачен, мой звонкий маршрут.
Пусть не от горя поплачем мы тут,
В рамках-объятьях родных берегов.
Нет для меня настоящих врагов –

Только туманом украшенный путь,
Солнце, в котором не можешь заснуть.
В каждую синь заоконную мчаться –
Вот оно, странное певчее счастье!


***

В этой жизни нельзя быть печальным.
Слишком много печали и так –
В сиротливых осенних ветвях
И в посёлке заброшенном дальнем.

В этой жизни не важно успеть
Заработать, потратить, нарушить.
Это будет. Но главное: спеть
То, что вылечит хмурые души…

Пусть отважно поёт Трубадур,
И Давид, и Орфей подворотни…
В тесной ярмарке звонких культур
Важно то, для чего вы поёте.


***

Цыганка Рэна. Путь пою безбрежный.
Моя Любовь – благая высь дорог.
Несёт меня мой голос безмятежный
Туда, куда сквозь звёзды смотрит Бог.

Ничто не нужно. Я и так богата
Растущим небом, искренней землёй.
В моей груди пылает солнца злато,
И ветер носит розы надо мной…


***

Как трудно вырваться из круга!
Высоки звука купола.
В них нет ни хлада, ни тепла,
А только радужная мука.

Во мне щебечет Мандельштам,
И Рильке ангелом клубится.
Я здесь и там, я здесь и там –
Не человек, не дух, не птица,

А колокольчик озорной,
Обитель искреннего звука.
Весь мир, что за моей стеной, –
Продленье круга…


***

Тихие сиреневые чувства.
Праздник лета громко отзвучал.
Я бреду к началу всех начал,
Уходя в работу, как в искусство,

Уходя в себя, за горизонт
Августа. От образов, понятий
К тёплой повседневности объятий,
К радости непризнанных высот.

Флейта сентября. Ни до, ни фа
Нет ещё. Персидский лад мелодий
Вторит нежной сказочной погоде,
Ширится пространство волшебства.

Тихие серебряные нити.
Песню незатейливую тку.
В детство мира медленно бегу,
Чтобы окунуться в сад открытий.

В сонной школе красят потолки.
Ждут детей задумчивые парты.
Я смотрю в желтеющее завтра.
И, как море, дали глубоки…

Самолёт в щемящей глубине.
Неба распростёртые объятья –
Что это: проклятье или счастье –
С высотою быть наедине?

Плыть невзрачной звёздочкой в ночи,
Познавая мир крылом огромным.
Самолёт исчез! И высь кричит.
И земля застряла в горле комом…

Самолёт в распятой глубине.
У судьбы дрожат, дрожат ладони.
Ты летишь в закона беззаконье,
Лётчик, самолёт! Тебе видней,

Всё видней – и далей дальних ширь,
И людских характеров узоры.
Точечка-душа, где ни души.
Звёздочка в ночи. Болят просторы.


***

Те небеса, что в нас самих,
Растут, взбираясь вверх по строчкам,
Загадочны. Мы видим их,
Когда гуляем в одиночку.

Те небеса, что в нас самих,
Не ведая преграды, зреют,
Умеют нашептать нам стих
Лазоревый, простить умеют.

Те небеса, что в нас самих,
Болят нездешней синевою.
И дольше жизни длится миг
Бездонной встречи с глубиною.

С сиянием очей ночей,
Слиянием с пропавшим садом.
Что откровенней, горячей
Лазури, что больней, чем рядом?...



Последний закат лета

На то и осень – скрыться от других
В тиши бумаг, в звенящем храме сердца.
Я вас люблю. Боюсь. И каждый миг
Мне в вашу душу хочется смотреться…

И Рильке в небесах, и в пене цвет Бодлера,
И солнце по воде к родной черте идёт.
И осень на часах, нездешняя, как вера,
И таинство, и плач, и свято вещих вод –

Всё пламенно слилось, всё обещает сбыться.
Что выживет: душа – иль то, что пелось ей?
А я плыву в закат, во мне трепещет птица,
Грустит, звенит вопрос: что всё-таки важней –

Улыбки в зеркалах иль тьма горсти, держащей
Распахнутый цветок, в котором спит размах?
Пустынный пляж в веках, за горизонт скользящий.
Очередной виток. Сентябрьский сладкий страх –

Всё в музыке Твоей, в богатой чаще цвета,
Где в каждой ноте – луч, где в каждом чувстве – сон.
В закате все сильней похожи на поэтов.
Сквозь мощный праздник туч мы пели в унисон.

Над пламенным Днепром жила строка Бодлера.
Над пламенным Днепром щемящая мечта
Всходила голубой, лиловой новой эрой.
Мы плыли здесь и там. В закатокрылом там…


***

Не нужно падать на колени.
Ему не нужен тайный знак.
В песочном крошеве мгновений
Он понимает нас и так.

Порой не нужно и причастья,
Молитв и вороха бумаг.
Покой и мир, любовь и счастье,
Он всё даёт нам просто так,

Чего мы даже не просили.
Простится горькая вина.
И будет хлеба изобилье,
Небес и сладкого вина…