Иерусалим во сне

 

1.

 

История гонимого народа

Впитала отчужденность и побои,

Уродство человеческого рода

Излилось над поникшей головою.

 

Разбросаны по городам и странам,

Рассеяны в кровавых дуновеньях

Эпох, погрязших в мести непрестанной

За непохожесть неповиновенья.

 

Не умоляли о земной награде,

Мечтая о святом Ерусалиме,

Завещанные славили обряды.

 

Оберегая веру от сомнений,

Тысячелетний перечень хранили

Его скитаний взлетов и падений.

 

2. Музей Катастрофы

 

Его скитаний взлетов и падений

Не описать на плоскости бумаги,

Бесплотными рядами привидений

Передвигали медленно ногами.

 

К созвездиям взлетали угольками,

Сверкающей лампадою, свечами,

Горящими как души мотыльками

Во мрак вселенской грусти и печали.

 

Колоннами по трое, по четыре

Девчонки (лишь мечтали, не любили)

И старцы, чьи желания остыли

 

Брели к границе скользкого порога –

Ступень в ничто, в небытие, в не жили

Рождалась независимо от бога.

 

3. Храм Гроба Господня

 

Рождалась независимо от бога

Легенда о кровавом исступленьи,

В которой обессмертили пророка,

И на толпу свалили преступленье.

 

Холм гладколобый защищен стеною,

Часовни копоть, прикрывает тело,

Прорезал город крестный путь стрелою

От Львиных врат до скорбного придела.

 

Истерты камни, стоптаны, измяты

Мильоном ног, лаптями, сапогами,

Молитвенники из чехлов изъяты.

 

Паломник одолеет гул сомнений,

И примет храм молитвой, образами

Уставшего от непрерывных бдений.

 

4.

 

Уставшего от непрерывных бдений,

Дороги долгой, духоты и зноя

Прикроет город пологом растений

И проповедью длинной с аналоя

 

Затянет лабиринтом узких улиц

В покой листвы и тишины квартала,

Где в дуновеньях ветра, век сутулясь,

Качается фигура аксакала.

 

И утренний восход неотразимый,

Вставая над унылыми местами,

Разносит песнь глухую муэдзина

 

Освобождая вечные мечтанья,

Меж звездами, серпами и крестами

Священных гор размыты очертанья

 

5. Гефсиманский сад

 

Священных гор размыты очертанья,

Соединяясь с дымкой горизонта,

Отсюда начинается страданье,

Земные муки, слухи, кривотолки.

 

В густой тени олив тысячелетних,

Под сенью крон крученых узловатых,

Входил в века бродяга неприметный,

Обмененный приятелем на злато.

 

Заговорил друзей и оборванцев,

На пире пел заздравицы лихие

И гордо принял цезаря посланцев.

 

Природы оборвался сонный отдых,

Почудилось, что в выжженной стихии

Амброзией насыщен мутный воздух.

 

6. Витражи Шагала

 

Амброзией насыщен мутный воздух

Свободы, обретенной средь пустыни,

Означенной в знаменьях диких, грозных,

Очерченной движеньями простыми.

 

Без остановки день и ночь шагали,

Расправы неизбежной ожидая,

Пока в густой голубизне Шагала,

Не слилась с пеной армия живая.

 

Пространство, распускаясь витражами,

Окрашиваясь красками шальными

Историю цветами отражает.

 

Печальными еврейскими чертами,

Обращены к сказаниям больные,

Лишь солнца диск услышит причитанья.

 

7. Стена Плача

 

Лишь солнца диск услышит причитанья

И шорох скрученных листов бумаги,

Царапанье ногтей, как врачеванье,

Заталкивает строчки в клейкой влаге.

 

Им суждено пробыть в громаде камня

Мгновения достойные регалий

И передать обломкам основанья

Оторванность надежды от реалий.

 

В поклонах шляпы выбивают ритмы,

Целуют страстно серые уступы,

На миг они и стены будут слитны.

 

Оставив замусоленную прозу,

Рога витые обращают в трубы

И Храма глыбы обретают отзвук.

 

8. Разрушение Храма

 

И Храма глыбы обретают отзвук,

Твердят о героизме и позоре,

Когда, преодолев последний подступ,

Язычники зажгли Ковчеги Торы.

 

Из золота отлили идол Зевса

И разобрали стены на дороги,

Сорвали с девочек сиянье детства,

Бросая жертвы воинам под ноги.

 

Ветвь меноры сломали на подсвечник,

И в освещенье города вторгаясь,

Пожары озарили ночь беспечно.

 

Не растворились стоны истязаний,

Здесь не запишет путник, восторгаясь –

"Молитвенно воздеты к небу зданья".

 

9. Ул. Меа Шеарим

 

Молитвенно воздеты к небу зданья,

Не серыми фасадами тупыми,

Не в старости и ветхости признаньем,

Словами отчужденности скупыми.

 

Перед собой, по сторонам не глядя,

Накручивая пейсы, как сосульки,

Гуляет рав в изысканном наряде

С супругой выцветшей, прилипшей к люльке.

 

Подростки в скуке вертят головами

Ища предлоги новые для стычек,

Скрывают дикость разными словами.

 

Но нарушает целостность портрета

Единства зданий, образов, привычек

Восточный перст стрелою минарета.

 

10. Башня Самуила

 

Восточный перст стрелою минарета

Уперся в небо, сини достигая,

Распластана под ним, жарой раздета,

Столица, словно девушка нагая,

 

Чьи формы пышные раскиданы холмами,

Глубокими лощинами извивы,

И кожа бледная, покрытая домами,

Топорщится деревьями строптиво.

 

Растеряна в невольном раздвоеньи

Свободой дышит, забывая бога,

Ее терзает девичье сомненье.

 

Вознесся серп над центром мирозданья,

Щитом Давида манит синагога,

Отметиной креста церквей страданье.

 

11. Гора Сион

 

Отметиной креста церквей страданье

Над маленьким дубовым саркофагом,

Напоминают фрески о преданьи,

Предательстве содеянном в овраге,

 

Последнем седере, затеянном друзьями

Над склепом каменным могучего Давида,

И мертвыми глазницами зияют

Соборов недостроенных обиды.

 

Надгробья выложены в ровные дорожки,

Узоров букв, истоптанных ногами,

От стен разбитых до кривой сторожки.

 

Здесь тишина столетних наслоений

И семенящий звон под каблуками

Сплелись в истертых каменных ступенях.

 

12. Храмовая гора

 

Сплелись в истертых каменных ступенях

Златые блики купола и солнца,

Беспомощно застыли в ослепленьи

Молящиеся, согнутые в кольца.

 

Глазурь стенная, сотканная в тексты,

Лазури неба чище и яснее

И вылеплен, как будто бы из теста,

Громадный пряник, озера синее.

 

Но меркнет его гордое сиянье

Пред роскошью поверженного храма

И мощью глыб, лежащих в основаньи.

 

Псалмами башни и зубцы воспеты,

Но исказились звуками Корана

Народов благородные заветы.

 

13. Рынок Маханей Иегуда

 

Народов благородные заветы

Забыты в окружении прилавков,

Размеченных восточным многоцветьем

И ароматом горьковато-сладким.

 

По жилам ряда проплывают люди

И смешивают краски на палитре,

Под голоса фантазий и прелюдий,

Расписанных, как в нотах на пюпитре.

 

Многоголосье льнет к многоязычью,

Торговцы суетятся, оглашая

Толпу безвкусицей куплетов зычных.

 

Они жуют, не зная отступлений,

И в ленности своей не совершая,

Елеем освященных преступлений.

 

14. Кнессет

 

Елеем освященных, преступлений

Прервалась вереница вековая,

Эпоху обвинений и глумлений

В архивные решетки заковали.

 

И в тишине кубического зданья,

Напоминаньем вечным о галуте,

Великого художника признанья

К сердечной опрокидывают смуте.

 

А в зале полумрак, застывший комом,

Над креслами, сведенными дугою

И место председательское молом.

 

Здесь по мотивам первого исхода,

Окрашенная краскою другою

История гонимого народа.

 

15. Акро сонет

 

История гонимого народа,

Его скитаний, взлетов и падений,

Рождалась независимо от бога,

Уставшего от непрерывных бдений.

 

Священных гор размыты очертанья,

Амброзией насыщен мутный воздух,

Лишь солнца диск услышит причитанья

И Храма глыбы обретают отзвук.

 

Молитвенно воздеты к небу зданья,

Восточный перст, стрелою минарета,

Отметиной креста церквей страданье.

 

Сплелись в истертых каменных ступенях

Народов благородные заветы,

Елеем освященных, преступлений.

Михаил Лившиц , 2022

Сертификат Поэзия.ру: серия 1875 № 165657 от 27.01.2022

0 | 2 | 600 | 25.11.2024. 12:24:41

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []