На склоне ремонтируют дорогу,

ведущую, увы, совсем не к Богу,

а к берегу, где катера и яхты.

К себе не предъявляй претензий строго,

коль был в плену душевного острога.

А был ли в заколдованных морях ты?

 

Они блестят, как радужные лужи,

но вряд ли сердцу этот паттерн нужен –

он при́торен, искусственен донельзя.

Там небо, перетянутое скотчем

на языке понятном, но не очень,

впадает в океан какой-то Эльзы.

 

В том мороке иные много пили,

закусывая в рифму – с чахохбили,

зализывали раны и обиды.

Не сосчитать за годы тех отметин.

Давай и мы с тобою их отметим

и выпьем за валгаллы и колхиды.

 

За распрями сердец приходит схизма.

Отжат последний сок постмодернизма,

а в гегемоны выбился биткоин.

Акцентами шельмует ушлый критик,

звенящий пафос полон смыслов-клитик,

Но почему же, Бог мой, я спокоен?

 

Xраня своё терпенье гордо, в шахте

стоят ракеты с атомом на вахте.

И чьё-то счастье берегут, быть может.

Кто подсказал бы, где оно на свете!

А мы – всё те же маленькие дети,

и нас чужое море не тревожит.