Я и не знал, что так легко

всё вспомнится с утра,

что сквозь тумана молоко

проступит боль утрат.

Что я и сам себе не друг,

хоть всех врагов простил,

и ненавижу свой недуг –

неприменимость сил.

Но той же лёгкостью согрет,

прольётся по листве

спадающий вечерний свет

не в одиночестве,

где ты со мною, как с дитём,

а я – играть готов.

Так мы тесёмочки плетём

из взглядов, вздохов, слов.

Но жизнь – сама себе игра –

затянет узелки,

которые рубить пора,

да не поднять руки.