Его приметили англичане
и навещали по воскресеньям.
Потом детдомовский замначальник
его готовил к усыновленью.
Он говорил: Тебе подфартило, -
хватал за ляжки и больно тискал.
Потом уборщица тётя Мила
сказала: Лёха, учи английский.
И он учил. «Хаваръю» и «сенкью»,
ещё «айскрим», и ещё «гудмони»,
притом что раньше он клянчил деньги
на остановках и в гастрономе.
И у ларька на проспекте Мира.
Теперь нет повода для печали.
Он стал заносчивым и задирой,
он без пяти минут англичанин,
он думал: скоро, вот-вот! И, кстати,
мечтал о круглом красивом торте
на день рожденья. И самокате…
Но Дима Яковлев все испортил.
Он долго думал, кусая палец:
На кой он этому Диме сдался?
Но англичане с тех пор пропали.
Они уехали. Он остался.
Ему сказали: Всё по закону,
закон, он, Лёха, всего важнее.
Глотни-ка  капельку из флакона.
Выходит, Родине ты нужнее.
Ему сказали: Глотни, смелее!
Ему сказали: Донт вори, Лёха!
Би хепи, Лёха, будь веселее!
И он кивнул: Всё не так уж плохо. 
Он снова важен и снова нужен,
он не расстроен и не обижен.
Он долго смотрит, как пьет из лужи
Бродячий голубь по кличке Пиджен.