И век как миг - история в письмах

 10 лет назад, 4 февраля 2011 года, скончалась Лариса Дмитриева (Кудряшова).
При жизни она, с 04.02.2005 по 21.05.2007,
опубликовала здесь на poezia.ru цикл стихов
"И век как миг - история в письмах":
https://poezia.ru/works/115560
Этот цикл, по сути, её поэтическая автобиография
в виде писем подругам и от подруг.

В прозе автобиографию Ларисы я опубликовал после её смерти
в день 50-летия нашей свадьбы 10 июня 2011 года:
Волшебные минуты длиною в жизнь
https://poezia.ru/works/115822

Сегодня, 10 лет спустя, в память о Ларисе,
цикл "И век как миг (история в письмах)"
впервые публикуется одним произведением.

Лев Дмитриев.
4 февраля 2021 г.


И век как миг (история в письмах)


1

Лида!

Вспоминаю детство так же, как когда-то.
Помнишь, друг мой, горечь пройденных дорог?
Счастлива, что многое нам с тобою свято,
что полны живительной радости тревог.

Утонуло детство в росах первоцвета,
промелькнуло птицей, тающей вдали.
Где ты, детство? Где ты? Не найдешь ответа.
В небе будят криком детство журавли.

Как промчались годы? Что весною воды,
спешным половодьем шумно прогремя.
Слякотной порошей в дебрях непогоды
тропка детства в юность вывела меня.

Все дороги горем были перекрыты.
Чаша бед народных до краёв полна.
С той поры на век мой неразрывно слито,
сросшееся с детством слово-взрыв: война!

Отгорело детство дымищем пожаров,
горечью полынной в сердце залегло.
Мне не прикоснуться к мареву Стожаров,
не вернуть того, что сбыться не смогло...

Отгорело детство и ушло навечно,
оставляя в сердце свой печальный след.
Мы, как все, не знали детских лет беспечных.
Может жизнь в дальнейшем сохранит от бед.

***
Вот из института я рванула к "прозе".
В выпуске, конечно, я одна из всех.
"Прокурора дочка роется в навозе!" -
пишешь, что знакомых раздирает смех.
Ничего нет ближе равенства святого.
Мне по нраву это и всего верней.
А в разрухе видеть боль села родного,
тех, кто спас, дал выжить - ничего страшней.
Ясно понимают и отец, и мама -
Так приближу счастье я в решенье дел.
Нет, подруга, в этом сожаленья драмы.
Лишь бы голос сердца ту же песню пел.

Лариса.
Август, 1955 г. Село Бабынино, Калужская область.
Фото:
Лариса Кудряшова, студентка Калужского пединститута, 1955 г.
http://samlib.ru/img/d/dmitriewa_l_i/minutki/larisa19552.jpg


2

Тамара!

Краса в деревне! Пышный август.
Пора цветенья ярких астр.
Я начинаю жизнь-работу. Пусть
новый день дарит мне Русь!

Поднимая ресницы зари,
разливая в лесах птичью трель,
опрокинув лучей янтари,
просыпался улыбчивый день.
Навестил юный клён у реки,
кладовые алмазных полей,
разбудил у дорог васильки,
свет зажёг в норах диких зверей.
Подыграл пастухам ветерком,
трепетнул нежно листья осин,
прикоснулся бегущим лучом
к созревающим гроздьям рябин.

В Калуге нет красы такой -
Естественной, прекрасной и простой.
А я в себя её вбираю.
Знакомлюсь. В волейбол играю.
Уж скоро Первое! Звонок -
в десятом первый мой урок!
Не сомневайся. Быт не съест.
Не знаю вкуса разносолов.
Из печки щи - вот и обед.
К тому ж неприхотливый норов.
А если что-то и не так,
ты знаешь - это всё пустяк.

Благословляю утро, день и вечер.
Прощай до ноября. До встречи.

Лариса. Бабынино.


3

Тамара!

Я не созерцатель,
не утопист, не прорицатель.
Ошибочка в определеньях.
Ты зря смеёшься надо мной.
Историк я! Да бог с тобой -
кипи в томленьях.
Читаю лекции. Хормейстер без приплаты!
Гремлю на весь Бабынинский район.
Среди ребят ищу таланты,
забыв про пищу, время, сон.
Не скучно. Тяготы безмерны.
Пишу о Хваловской деревне,
где детство Микитова шло.
Любви мне время не пришло.
Работой очень увлекаюсь
и в сельский быт уже вживаюсь.
Я всюду, Том, не успеваю.
А в весе, как лучинка таю.
Уроки, хор, комсекретарь,
вхожу в состав райкомсомола.
Огонь … и дым, запал и гарь!
Нет одного - безделью слова.

Лариса. Бабынино.


4

Томка!

Купается октябрь в багряных листьях,
целует грудь нагих полей,
рождая острый, пряный запах
трав и промытых тополей.
Спят долго зори у оврагов
под колыбельную ручья
среди тропиночных зигзагов,
среди веков молчания.

Картошку в поле мы убрали.
Учёбы времена настали.
Деревня в первозданном виде,
немного в избах от щедрот…
Сижу одна в пустой квартире,
со мной облезлый старый кот.
Вчера нам керосин всем привозили,
а завтра привезут дрова.
Корма по фермам разгрузили.
Такие, Томочка, дела.
Директор тайно водку хлещет,
а умный, знающий мужик!
Тут видишь, Том, такие вещи,
к которым явно не привык.
Арбенин классный он на сцене,
в районном смотре лучше всех.
А к ночи привезут "полено",
заносят в дом… Смеяться - грех.
Да, Тякин - крупная фигура!
В районе лидер и вожак.
Вот Юдилевич им и бредит сдуру,
а он не реагирует никак.
Всего тебе не описать.
Кончаю, Томка, надо спать.

Лариса. Бабынино.


5

Лида!

Лампы керосиновой тускло-жёлтый свет…
Сколько увидала на деревне бед.
Печка дым пускает - тлеют гниль-дрова.
Муж с войны вернулся, да живой едва.
Тараканы тропками до ведра ползут.
Завтра займ подписывать снова к ним придут.

Председатель вскинется: "Дарья, не гневи!
Быстро подпишися, а не то гляди.
Лошадёнку надобно, али там дрова -
ничего не выпросишь, баба, у меня!".

А с полатей дети грязные глядят,
если б увидала, что они едят!!
Не могу забыться, не могу понять,
как о коммунизме лекции читать?

Раз на скотном слышу:
"Прежде поп брехал
тож о рае будущем.
Чёрт бы вас подрал!".

Что могу, Лиденция, им я предложить?
Разве что в райкоме завтра доложить...

Лариса. Бабынино.


6

Валентина!

Объясни.
Лысак пусть туз, но ведь не молод.
Меня аж продирает холод.
Прошу ответить. Извини!
Лысак женат. Весь город знает.
Тамара всем пренебрегает.
Я далеко, а ты в Калуге,
не делай тайны для подруги.
         
Лариса. Бабынино.


7

Лариса!

Тамара влюбилась. Ответа не жди.
О нём сообщаю. Сама и смотри.
Начальник колоний. Годами - за сорок!
Умен, образован, начитан и ловок.
Умеет сказать, покорить, убеждать,
но не умеет терпеть или ждать.
Любовь у него возникла мгновенно.
Забыв о чинах, про жену и надменность,
он бегал с цветами и томно смотрел.
Накинуть на Томку уздечку сумел!
Жена Лысака нежданно скончалась -
Машина за Томкой тут же примчалась.
После мальчишек робких, несмелых,
в дебрях любви совсем неумелых,
вдруг оказаться в сетях Ловеласа,
что выжидает нужного часа.
Станет умело кровь кипятить,
вовремя сможет в тень отступить.
Станет спокойно следить, выжидать,
чтоб в миг подходящий атакою взять.

Быть может субъективно мненье.
Покажет время и терпенье.
Письмо написала, что сбросила воз.
Таков Валентины Лаевской прогноз.

Валентина. Калуга.


8

Тамара!

Тебе и мужу поздравленья!
Стараюсь радость разделить.
Желаю счастья. Без сомненья -
пора своих детей родить.
Чужих учить не плохо, но -
свои прекрасней все равно.
Увязла я в какой-то тине.
Ты просишь ясности. Потом.

Мороз сковал деревья в иней.
Деревня брызжет серебром.
Луна. Дворы. Дым, бьющий струйкой.
Полей бескрайних перехлёст.
Рукой подать – там, рядом с горкой
созвездья выстроили мост.

На небо лезть? Я – земножитель.
Всех не поднять одной грешно.
Легко сказать: «Ты ведь учитель!
Паши. Расти свое зерно».
Всего в письме не объяснить,
а потому прошу простить.

Всех благ вам с мужем пожелаю.
Писать почаще обещаю.

Лариса. Бабынино.


9

Тамара!

В селе весна. Ревут коровы в стойлах,
мычат от голода и милосердья ждут.
Одна вода в их жалких пойлах.
Доярки матерятся, жизнь клянут,
что нет кормов, что с голода падёж,
что председатель слаб, а трудодни убоги.
За то, что где-то сено есть,
да, к сожалению, заказаны дороги.
В какой-то я колхоз попала,
такого видно больше нет.

В райкоме обо всем сказала.
В ответ мне: «Лень! И в этом весь секрет.
Побольше Ленина читайте.
Энтузиазм идет от масс.
А впредь вы, Кудряшова, знайте,
что недостатки все от нас.
Недоработки слов и дел
плохих секретарей удел».

Так Степаков меня обрезал.
На дело посмотрела трезво.
Со всеми вырыла силос,
на скотном чистила навоз…
И комсомольцы из села
признали за свою меня.

Причин молчанья очень много.
Я в отпуск, Том - к родным дорога.

Лариса. Бабынино.


10

Валя!

Идут дожди холодные, косые.
Дороги кашей поплыли.
Деревни русские родные
от глаз упрятаны вдали.
Тоска меня бандитом душит,
змеёй в каморку приползла.
Тоска мозги и сердце сушит -
ведь перед взором грязь и мгла.

Театр в Калуге! Лучше нет!
Ты помнишь, Валя, все походы?
Да сколько б не минуло лет -
пятидесятые – святые годы!!
Красавец Тюрин тут приснился.
Учитель танцев. Божий дар!
Вдруг мир на миг преобразился,
как ток прошил или удар.
Бедлинская Дианой блещет -
зал, загораясь, рукоплещет.
Припомнила «Тропою грома» -
Надеждин в пьесе так играл!

Я заскучала, Валь, без дома.
А, впрочем, ведь никто не гнал.
Театр, музей, концерт – забыты,
о книгах можно лишь мечтать.
Как Прометей, к скале прибитый –
молчу, но хочется орать.

Лариса. Бабынино.


11

Ларка!

И что за новые причуды?
Откуда? Почему? Зачем?
Всё пессимизм. Отсюда и простуды
и недовольство вечно всем.
Нытьё. Долой Есенин!
Пусть в нас клокочет оптимизм!
Планеты солнце. Дождь весенний.
Звездой горящий коммунизм!
Унылых писем, виршей
я не люблю. Наводят злость.
Несёт от них заразой Ницше,
тоска вбивается, как гвоздь.

В деревне много недостатков?!
Мы всё исправим, изменИм.
Пойми: придёт в село достаток!
Тем и в столетьях прогремим.

Меня сомненья червь не гложет,
и это в жизни мне поможет.

Валентина. Калуга.


12

Валентина!

Здесь все заснуло. Спит деревня
под белым саваном снегов.
Во мне вдруг что-то утонуло.
От идеалов к жизни нет мостков…

Взахлёб когда-то сердце билось…
Пою, но голос уж не тот.
Со всеми это приключилось:
от культа аж бросает в пот!
Внутри все леденеет, стынет.
Но внешне так же, как всегда.
Поддайся – сразу опрокинет,
а как же лёжа жить тогда?!

Из писем, Валя, поняла,
что по уши в наряды ты ушла.

О, модницы времён моих!
Завзятых франтов идеалы,
как не воспеть искусство их
в борьбе за дефицит-товары.
Пловцов отважнее они
в житейском море госпошива
ведут жестокие бои,
чтобы не выглядеть паршиво.

Тебя, понятно, избегая,
и ни на что не намекая,
смеюсь, подруга, просто так.
Хоть понимаю - не пустяк
одетой быть, увы, как все,
тем более, в большой волне.
А у меня другая кара...

Привет, мой друг,
_______________ подруга Лара.

Бабынино.


13

Лариса!

Сталин – личность!
Главное - умел зажать!
Твоя пустая непрактичность
никчёмная в тебе черта.
Умеете пищать,
не сделав в жизни ни черта.

В Обкоме навожу порядок.
Пищат! Но лишь между собой.
Я не люблю ни жалких взглядов,
ни достоевщины больной.
Копанье! Вечные оглядки:
ах, караул! Там беспорядки!
Нас диалектике учили,
уменью видеть, устранить.
Об этом с Лидой вы забыли.
Работать надо, а не ныть!

Прости за резкое посланье.
Исправить вас – одно желанье.

Валя. Калуга.


14

Лариса!

Сонеты Петрарки! Вечность миров!
Сладчайший из всех вселенских даров.
От счастья – кругом!
Такого друга –
ждала ведь сколько!
Мечтала только…

Сбылось, Лариса, сбылось вполне.
Не руки – небо,
не губы – сладость,
не жизнь, а сказка в подлунном сне.
Проснусь – глаз звёзды,
в руках качает,
исполнив враз желанья все.
Вино и фрукты.
Сам на коленях.
Я растворяюсь – вот мой ответ.
И не мечтала. И знать не знала.

Ждала? Конечно!
Такого? Нет.
И день за годы,
и час за месяц.
Вся в наслажденьях! И не усну!
Вот так, подруга,
твоя Тамара идёт в двадцатую весну.

На небо лезть, знай - мой удел,
и мост в созвездья - для меня.
А ты – казак, что всё терпел
и грелся около огня.
Не обижайся на меня,
подруга верная моя.
Сумбур! Прости. "Душа горит!" –
Лысак так часто говорит.
А ты нас, Ларка, навести.

Тамара. Калуга.


15

Лида!
 
Я тружусь без края,
все равно не поспевая.
Смуглая, как ртуть живая.
Красотой – не ослеплю!
Всюду лезу, как шальная,
мало ем и мало сплю.
При проверках я не срежусь.
Смотр опять же на носу.
Первомай, как ветер свежий,
встретим в хваловском лесу.

А вчера меня терзали -
должность новую нашли.
Все посулами прельщали,
то мне льстили, то пугали -
звали вновь, в секретари.
Не пойду ни в жизнь из школы,
не пойду! Вот весь и сказ.
Не ругайся за молчанье -
ведь экзамены у нас.

Лариса. Бабынино.


16

Лида!

Дед Андрей хрипит с полатей,
в печке чай уже кипит.
В темноте наденешь платье.
Встали все. Никто не спит.
Через горницу и в сени,
холод за лодыжки – хвать!
В фонаре мелькают тени,
кошка лезет поиграть.

– Вот яешня, сало, чай –
Тетя Маша, не хочу я.
– Что ты, девка, пролезай,
 брось, поешь – твердит ворчунья.

От мороза дом трещит.
Стекла льдом внутри обмёрзли.
На полатях дед ворчит.
Душит смех меня сквозь слезы.

– А вчерась я из тарелки
слушал на приёме речь.
Болтовня вся от безделья,
рвёть меня от ентих встреч.
Ты, Ивановна, послушай.
Мне годков поболе есть,
если только пить да кушать,
то забудешь и про честь.
Не поверишь деду. Знаю.
Да. Старик. Гляжу вольней!
Царь-то был не шибко умный,
но таперишних умней:
ён крестьян не стрыг под корень.
Сила вся – ядрён – в лаптёх!
Поживёшь – поймёшь: хозяин
не был для Расеи плох.
Даведуть они Расею –
больно любят побрехать.
А хозяину посеять –
урожай большой собрать!
В закромах крестьянских - сила!
А таперича в них – шиш.
Ты другое мне твердила.
Да вам платят – ты молчишь.

Утром не хочу дебатить –
в школу бы не опоздать.
Дед Андрей ворчит с полатей –
некогда ответа дать.

Вот кусочек жизни здешней.
Попросила – получи.
Видишь тут не то, конечно,
чем мы грезили в тиши.

Лариса. Бабынино.


17

Лариса!

Хохотали от души!
Персонажи хороши.
Контрик – этот дед Андрей!
Выбирайся поскорей.

На работу выхожу.
В школе вновь работать буду.
И все силы приложу
в ОБЛОНО. Поверишь чуду -
Стасик у меня растёт.
Эльф веселенький из сказки.
Где тебя любовь прижмёт?
Не соскучилась без ласки?

Перестань глядеть окрест
и про жизнь в селе не надо.
Ставь на всём, Лариса, крест.
И в Калугу. Буду рада.

Лида. Калуга.


18

Лариса!

В речах Лысак был Цицерон.
На деле – вылитый Нерон.
К чужой беде не подобраться,
не дать ответ, не разобраться,
в том, что сокрыто в тайниках,
как под навозом в парниках.
А мать и не желала знать,
каков на самом деле зять.
Под мощный звук лихих фанфар
был взят испорченный товар.

Угодник дамский! Цицерон!
Цветы, конфеты, торты, пенье…
Совсем не рыцарь в деле он,
злодей, Лариса, а не гений.
Лысак жену убил - и сам
по голове поленом трахнул.
Он персонаж из жутких драм!
Народ в Калуге так и ахнул.

Лысак прислугу обвинил
и засадил в тюрьму девчонку.
А кто-то доказал. Отрыл,
запрятанную одежонку
в крови, мозгах. И вскрылась ложь.
Лысак – под суд, Тамара – в шоке.
Меня охватывает дрожь,
когда представлю казни сроки.
Расстрел иль все же двадцать пять?
И то, и это равно худо.
Твердила Томка: чудо, чудо…
Мучений ей не миновать.

Лида. Калуга.


19

Лариса!

Пришло ль к тебе твое прозренье?
Я чашу выпила до дна…
Остались горечь и презренье.
Споткнулась я. Одна… Одна…

Ведь я все та же, все такая –
лицо, одежда, мысли, речь.
Гостеприимная, простая.
Друзья все избегают встреч.

К себе уже не приглашают.
Поспешно мне кивнут и тают.
Цепляться? Нет. Сражаться? Поздно.
Судьба глядит из двери грозно.

Друзей полно в веселья час.
Попробуй их найти сейчас.
Я не прошу, я не хочу…
Все, Ларочка, молчу, молчу.

Тамара. Калуга.


20

Лариса!

Феодосия. Залив.
Фантазия. Реальность.
Морская гладь. Корабль вдали…
Слетевшая, как грязь, банальность.

И дом у входа с фонарем.
Неповторимая случайность,
как мир иной – планет сокрытых,
рожденных в недрах бытия,
однажды Грином вдруг открытых –
таких же близких, как Земля.

Ассоли трепетно-печальной
возникнут милые черты.
И словно в отдалённом детстве
вновь погружаешься в мечты.
Готовишь Давенанта к бегству,
на море алый парус ждешь,
бегущей по волнам скользишь беспечно,
несбывшееся в юности зовёшь.

Через течения, пороги,
сквозь расстоянья, время, мгу:
НЕ СКУЧНО ЛИ НА ТЁМНОЙ ВАМ ДОРОГЕ?
Я тороплюсь, я к вам бегу.

"Любовная лодка разбилась о быт" -
исколотый мозг беспрерывно твердит.
Ко мне любовь не поспешит.
Ушла. Хоть и во мне сидит.

Тамара. Феодосия.


21

Лариса!

Горы над дорогой
берегом крутым.
Вот я у порога:
- Здравствуй, Старый Крым.
На сады зеленые
брызжет синь глубин.
Жил здесь в жизнь влюбленный
Вечно юный Грин.

Штормовые шквалы
чудятся в ветрах,
прячутся кораллы
в море-облаках.
В перламутре утра,
не на миг – в веках,
бьются птицы-зори
в алых парусах.
Здесь закат плетётся
золотом лучей,
над землёю льётся
звёздный дождь ночей.

Всех фантазий сгусток,
узелок тугой. Старый Крым,
мне грустно…
Радостно с тобой.
Гладит сердце-рану
зеленей ковёр.
Вспыхнул, рдеет ранью
парусов костёр.

Хожу одна. Кругом молчанье…
Покой. Безмолвие и стынь.
Ручья холодного журчанье
да птиц бесстрастное: тринь, тринь.
В груди, Ларисочка, покой.
И боль, и страх, и ужас пали.
Я стала вовсе не такой,
Какой меня когда-то знали.

Тамара. Старый Крым.


22

Лариса!

Хочу на новые места,
и Крым уж надоел порядком.
Куда-то нас влечёт мечта,
а жизнь несётся в темпе адском,
но море Чёрное – бальзам.
Живительно, нескучно, свято…
Особенно прекрасно по утрам,
когда жарою не объято.

То ненасытно, яростно и злобно
крушит, ломает, топит, мнёт,
становится упрямым и холодным,
с поверхности, как с тела, струпья рвёт.
То величаво, мирно и спокойно,
как верный пёс облизывает грунт.
О море! Что тебя достойно?
Покорность? Иль народный бунт?

Сегодня принимает, как родную,
и день, Лариса, так хорош!
Я ощущаю нежность поцелуя
и чувствую его объятий дрожь.
Устала я от серости и мути,
от лжи и беснованья зла,
от слов, как яд тяжёлой ртути -
я к морю душу принесла.

Его глубин влекущее мерцанье,
обманчивая ласка зыбких волн…
До боли страстное желанье
увидеть впереди надежды чёлн.

Что есть судьба? И есть ли кара?
Как хочется увидеть тебя, Лара!

А Валя – секретарь Обкома –
теперь уж вроде незнакома.
Бывало всё брала советы,
а нынче не пришлёт приветы.
Всё ясно с нею – столько дел!
Таков начальников удел:
взваливши новые проблемы,
порвать навечно с прошлой темой.

Печальный факт, но стерпим мы.
Живём в стране, где все равны.

Тамара. Судак.


23

Лариса!

Сегодня что-то изменилось,
и день душевно, мирно плыл.
Не понимаю, что случилось,
быть может, рок меня забыл?

Я не забыла ничего,
и левитановские дали
мне снятся. Более всего -
день расставанья и печали:
 
вечер на землю спустился,
тьмою окутать всё хочет.
Сад в тишине притаился,
филин над чем-то хохочет.

Как изменились предметы…
Сполохи в небе. Отсветы.
Дальней грозы грохотанье,
малой речушки журчанье.

Ветер легонько коснулся
гибких запутанных ив,
трав и невидимых нив.
Сад молчаливый проснулся.

Миг… И вдруг ветреный шквал
рухнул на землю как вал...

Ты знаешь, Лара, я люблю
бороться с бешеной волною,
люблю стихи, звезду мою,
гулянье наше под луною.

Ты помни, Лар, с тобой мы пара.
Люблю тебя.
...................... Твоя Тамара.

Джемете.


24

Лариса!

- В тот день, когда она погибла,
был шторм, коварнейший прибой.
Не рассчитала сил, как видно –
сказал спасатель молодой -
Её я спас, не откачали…
Мы, глядя в море, помолчали.

С хозяйкой Томы говорила.
Тропинкой той же проходила,
стояла там же, где она
последний раз по ней прошла.
Лариса! Все ль ты поняла?
Тавровской нет. Навек ушла...

Лида. Джемете.


25

Лида!

Весна! Живительные соки
питают жаждущих восстать.
А если уложился в сроки,
а всё ж не хочешь умирать?
Определил кто? Кто отмерил?
Сто раз спроси – и не поймёшь.
Блажен, кто в рай святой поверил!
Честней не верящим умрёшь.
Честней?! Смешно…
Не всё равно ли?
Песчинка… Пыль…
Сойдёшь и нет…

Жизнь-режиссёр отнимет роли,
сложив на прах цветов букет.
Остались память, писем нить...
И, в лабиринты погружаясь,
жизнь, как кино, начну крутить,
благодаря, а в чём-то - каясь.

Лариса. Бабынино.


26

Лариса!

Жизнь идёт без дураков
у кубанских казаков -
мы ж, известно, в очерёдках
надрываем воплем глотки.

В очередь за булкой, мясом,
колбасой и за яйцом,
люд стоял с простым лицом,
пробавляясь тюрей с квасом,
бульбой, щавелем и щами,
сухарями, овощами.
На Москву открыт путь массам!
И "мясные электрички"
как-то уж вошли в привычку...

Где народ собрался кучей,
разговоры виснут тучей.
Тут и анекдотец свежий
парень с бородою режет,
бабка ужасы плетёт -
волос шваброю встаёт.
А бывалый морячок
о политике - молчок...

И вдруг крашеная дева
говорит довольно смело:
- Тут в Европе побывала
(вроде дочка генерала -
так она всем говорила),
вот ТАМ мяса - много было.
А без мяса - просто смерть...

- Баста! Ша! Про смерть - не сметь!

- Говоришь, что за границей?
Нам вестимо, что за птицы
там бывают, что поют
про конфорт и их уют!

Даже кто стоял понуро,
глянул на девицу хмуро.
Загалдели разом дружно,
выдавая безнатужно:

- Где им, молодым, понять?
Дни без мяса посидела
и о смерти уж запела?

- Им Европу перенять -
голой задницей вилять...

- Той Европы мы хлебнули -
до сих пор не отрыгнули...

- Помню: ел - не ел - не знал,
в смерть не верил и не ждал -
вот до шкуры бы добраться
да на ней и отыграться -
за детишек за своих...
Их сожгли ещё живых...

- Эх, ты... Мяса не поела
и уж духом помертвела...

А Европа? Что Европа -
пол-Европы я протопал...
Там народ, конешно, тоже...
С нашим всё же
не могу ни в чём сравнить...
Их за то нельзя винить
(так за ТЕХ он извинялся -
будто кто туда собрался).

- Всё не в счёт - всё до хрена!
Только б не была война!

И поставив всё на место:
"Ну, порядочек, невеста!" -
заключил наш морячок.
И опять себе молчок.

Ну, народ, известно, скажет.
Ведь на то он и народ.
Если скажет, то как вмажет -
и пойдёт из рода в род.

Понимающий народ -
знает что, когда орёт...
Всё подвергнется оценке -
ведь теперь не ставят к стенке!

Спи, работай, не грусти -
К городу пора грести!

Лида. Калуга.


27

Лариса!

Смешное с грустным...Пустячок!
Но было очень горячо.

Что наша жизнь? Колхоз в натуре -
досталось как последней дуре.
Пришла развёрстка в ГОРОНО
о сборе веточного корма
(Две тонны - партячейки норма)
Когда и кто? То и оно.
Из всех спортшкол, из двух Дворцов
насобирала молодцов,
сказала им: страна зовёт!
За кормом, мужики, вперёд!
Спортсменов двинула в колхоз,
а ночью всё сковал мороз.

На грех, в селе престольный праздник.
Охочь до выпивок проказник -
народ. Без всяких врак -
от века выпить не дурак.
В Калуге будь или в Сибири,
ну где бы черти не носили,
начало всюду от застолья,
как знака полного раздолья.

Парней хватали по домам,
а как накачивают там
под песни, шум и тарарам,
известно уж не только нам!
Пять дней поили и кормили,
с трудом их бабы отпустили
без веток, чуть живых с похмелья...
Понятно - мне не до веселья.
С трудом я деньги выдирала
за них и ветки закупала.
Хихикали: "Ты, Лид, в уме?"

Сижу на Пленуме...
Предкол - рекорд побил:
всех больше веток нарубил...
И вдруг с трибуны от Антипа:
"Товарищи, все ветки - ЛИПА!"
Затихло всё... потом шум, грохот,
зал сотрясает жуткий хохот.
Антип Иванович смутился
и в объяснения пустился:
"Мол липа - это... это...", -
зал бушевал, не ждал ответа...

"Весёлый" получился пленум.
Потом шёл мат - во лбы, как в стену...
Да ладно б мат... Бюро... Разнос..
Кому строгач, кого... под снос...
Предусмотрительность моя
на этот раз спасла меня.

Лида. Калуга.


28

Лида!

Просишь сказать? Не могу.
Это трудно. Я не лгу.
О любви не напишу -
В песнях ею я дышу.
Песню шлю тебе как раз
под названьем "Звёздный час".*
Не придумывай. Не надо.
Льва люблю, люблю, люблю!
В нём от Бога мне награда -
до конца носить молю.
Тома о любви кричала.
Я, как ты, всегда молчала.

Если к слову привязаться,
то должна тебе признаться:
твой развод вогнал в мигрень,
потемнело в ясный день!
Всё испив в любви до дна,
с сыном будешь жить одна?
Понимаю: мать,друзья,
школа, музыка и книги.
То собранья, то интриги…
Только этим жить нельзя!
Ты ведь не из медных лбов -
встретишь новую любовь!

"Кисловодский роман" **
почитай на досуге.
Помни: он не обман -
связан с драмой подруги.

Лариса. Кисловодск.

* "Звёздный час":
https://poezia.ru/works/115533
** "Кисловодский роман":
https://poezia.ru/works/115527


29

Лариса!

От любви остался дым.
Был денёк тот голубым.
Простонал музыкально рояль:
это жаль, это жаль, это жаль.

***
Звучанье голубого снега.
В зрачках – свечи качался язычок.
В бокалах плыл сердец ледок,
пуржила царственная нега.

И музыка уже не грела,
высокой нотой билась у огня,
а чувство, больше не горя,
в камине, догорая, тлело.

Рука холодная, как льдинка...
Прижатая к окну звезда,
зовя, дорогой в никуда
тащила жизней половинки.

***
Финал из оперы. Венец.
И нет любви, и нет колец.
Сплошной, Ларисочка, минор.
Лишь Стасик – жизнь, любовь, задор!
И потому ты не жалей,
не вспоминай, не упрекай
и все, как надо, понимай.

Что делать? Примем перемены.
Легко меняем ритмы, темы
как платья, юбки и корсажи.
Считаю: старые пассажи
порядком надоели мне,
ныряю камнем к новизне...
О рифы сердцем раздерусь -
тоске ни в жизнь не покорюсь.

Скулю тебе я лишь для вида.
Не беспокойся. Твоя Лида.

Калуга.


30

Лида!

Сердце в срыве!
На смотрины фантастичностью завлечь.
Из простой мечты строптивой
образа лучом зажечь.

Запускаю звёзды в месяц,
кувыркаясь в лужах слёз,
водопадом света греюсь
и топлюсь в каналах грёз.

На поверхность выплываю
от заката на восход,
в лунном пламени пылаю,
прячась днями в звездный грот.

Прорастаю кроной в тучи,
постигая мысль миров.
Сплю, закутываясь в кручи
пиками горящих слов.

Песни вьются, песни слышу.
Ни покоя нет, ни сна.
В этот миг посмотришь в душу –
не достанешь там до дна!

Отчего слагаю песни?
Знать самой бы интересно.

От меня, Лидок, лови
вальс искромётный "Счастье любви":
https://poezia.ru/works/115561

Лариса. Кисловодск.


31

Лида!

Серый полдень. Холод запустенья.
Сумасшествие пульсаций "звёзд".
Взрыв вселенский... Новое рожденье -
россыпью кровоточащих гнёзд.

Раны одичалости... И стоны
раскалённых кратером пород.
В лаве глянца прежние шаблоны
всё текут в багровый небосвод.

Чуешь, Лида, штатные ликурги,
под раскатку бросив жизнь в крутень,
заигрались со страною в жмурки,
замесив крутую дребедень.

Губы дрожью... Тёмные вокзалы
под печальный траурный обряд,
молча, скрытно... Лишь вагоны, шпалы
видели солдатский тусклый взгляд.

Парни Киева... Старый санаторий...
Хоть давно все спят - отбой был дан,
ночью слышишь грустных тьму историй,
песни братьев, брошенных в Афган.

В чёрных рамках фотоликов плети
множатся... И пенится молва.
Болью обжигая, веру ветер
рвёт, вчистую обнулив слова...

Лариса.
Подростковый санаторий "Маяк", Ессентуки.


32

Лида!

На плаву нас, Лида, держат песни.
Русь несётся, вверимся судьбе.
Ни за что не сгинем мы, хоть тресни,
даже если континенты все в огне.

Опишу тебе (не между прочим!)
78-ой, осенний день.*
В глаз - афиши крошечный листочек
и больших афишек дребедень...
Я не знаю - как могло такое,
но случилось... Лев свидетель, Лид!
Привалило счастье пребольшое!
Тот закат и до сих пор горит.

Эстрада летняя, уж вечер,
луч солнца, синь... Концерт - мечта.
Спешим к Высоцкому на встречу...
Забиты людом все места.
Мальчишки влезли на деревья,
сердца стучат... Всем невтерпёж.
Не запретят ли его пенье?
Такая мысль вгоняла в дрожь.

Вот началось: он вышел, пел
и говорил - все не дышали.
Он массами владеть умел!
По мановенью - "умирали",
в восторге хлопали, орали,
порой не сдерживая слёз.
"Я влюблённым поля постелю,
пусть поют во сне и наяву..."
Под гром оваций голос - SOS:

"Убью! Башкою не верти!
Дай разглядеть. Застынь, зараза.
Володька крикнул бы: "Умри!", -
я за него бы умер сразу...".

Я обмерла: в стене дыра,
а в ней такая ... образина
(из тех, кто сОсет из горлА,
кого терзала в песне Зина).
А тип стоял, припав к забору,
от восхищенья млел, застыв,
хрипел: "Быть падлой - не забуду!", -
а дальше слов ненорматив...
Сопел, стонал, обдав сивухой,
лез на забор и падал вниз,
кого-то звал: "Ползи, послухай...", -
потом упал, как видно, скис.

Высоцкий пел... Сравнить бы? Не с кем!
Народ кипел, единым став,
Концерт поэта в Кисловодске...
Поэт сгорал, всё нам отдав.

Лариса. Кисловодск.

* Выступления Владимира Высоцкого в 1978 г.
kulichki.com/vv/pesni/concerts/spisok/1978.html
Кисловодск, Парк имени Горького, "Музыкальная раковина". 27 сентября 1978.
2-е выступление.
Источник: "Живая жизнь", ч.3, Москва, 1992 г., стр.148. Номер в каталоге: 928.


33

Лида!

Плывёт качая гранями былое...
То грань - просвет, то - мрачный беспредел...
Глядит в упор из-под калёных стрел
проклятое, великое, святое.
Мгновенья свистом у виска,
крапивой жжёт мой дворик старый,
палач и жертвы... Боже правый!
Такая временная даль - близка.

За аркой двух домов был детства дворик,
заросший с мая, как и все дворы.
Такой и у соседней детворы:
сарай, гальюн, скамейка, малый столик.
Двор всем чужой нёс воздух спёрто-смрадный,
на нём лежала скорбная печать,
распарывала, дыбила печаль -
прохожий чуял - что-то тут не ладно.

Победный май ещё косил, как жатву,
скрывавшихся по схронам до поры.
Мой дом не знал весёлой детворы –
судили в нём тех, кто нарушил клятву.
Военный трибунал был в этом доме:
зал заседаний – прямо дверью в дверь.
И хочешь верь теперь, или не верь:
семья два года – в непрерывном стоне.

Военный трибунал осатанел -
расстрел, расстрел, расстрел,
в расход!
Под шум бушующего мая
машины мчались, подвывая...
Сестра иль мать, отец, земное кроя,
прорывом шли топорно-зримо,
стараясь через головы конвоя
дотронуться, к пожатью рук
прорваться. Врасти... Неотторжимо
впиться... Не слыша стук
откинутой враз двери
машины "чёрный воронок".

Враспашку сердцем: "Вы ж не звери!
Бой первый... Не встал под пули... Ну не смог..
Помилуйте... Такой малец ...
- Забудь меня. Молись. Мо-ли-сь...
Не говори, что виделись.
Прости , не проклинай, отец".
Припав к головушке льняной,
твердила мать: "Родной, родной...".

Расплёском безответный вскрик,
заслон прикладов, жил ходун...
"Вслед за тобой уйдёт старик...
И я, сынок, помру от дум...
- Прости мне, мать...
- Прощай, сестра!".
Брели, склонясь, понуро, тихо.
Витало, оседая, лихо.
Над городом неслось: У-Р-Р-А!

И снова тишь и неба синь...
В углу двора... тень... шёпот: с-ы-н...
Казалось несся он со всех сторон...
Метался, бился душный стон...

Забыть о нём нет в мире средства.
Мой дворик детства, мой дворик детства...

Лариса. Кисловодск.


34

Лида!

Май бушует. Снег черёмух.
Ширь небес, речушки мель.
Наполняет свежий воздух
соловьёв пушистых трель.
Лунный диск едва заметен,
солнце греет, возносясь,
горизонт огнём отмечен
и чарует луга вязь.
Чёрный бор приободрился,
юный клён весь запушился,
и глядят в глаза, смеясь,
в иней вправленные травы,
изумрудами смотрясь.

Выпевает хор дубравы,
токи жизни ввысь летят...
На призыв ответом быстрым
рос весны цветной наряд.
Даже пёс по кличке Выстрел
бросил бегать и скакать,
нос поднявши прямо к выси,
встал поодаль, начал ждать.
Залихватские рулады
горлом из меня пошли.
Слушать явно меня рады -
фору дали соловьи.
Сам солист подсел поближе,
опускаясь веткой ниже.
И пошло соревнованье -
только он и только я.

Лес, речушка без названья
и лесных певцов орда
под наркоз очарованья
провалились без следа.
Видно голос оценён
соловьиным населеньем.
Серый птах красы лишён,
не пленяет опереньем,
а, поди ж, пленяет пеньем.
Дух весны иль дух каприза?
Только вдруг дана мне виза
для прохода в ту страну,
где желала быть в плену.

Миг для соло каждый ждал:
замолчу - птах начинал...
Горлом песню выводил,
на концерте пел как будто,
заливался, лемешил,
выдавал коленца круто -
их отточенность и сила
в восхищенье приводила.
Пёс ушами разводил,
то ко мне, то к соловью,
подставляя рупор уха.
Майский жук (тож не без слуха!)
не взлетал, когда пою.
Пели долго мы одни!
Я сдалась, признаюсь, первой.
До свиданья, соловьи!
Подлечили душу, нервы.
Ты прощай, солист мой милый!
Не прошли мы метров ста -
грянул вновь хор соловьиный.
"На Руси всё ж есть места!!" -
Лев довольный хохотнул
и добавил: "Ну и ну!".

Лид, за это описанье
долгое моё молчанье
я просила б мне простить.

А про соловьиный рай
слушай, пой иль же читай -
"Любовь вернётся":
https://poezia.ru/works/115648

Лариса.
Калужская обл., Хвастовичский р-н, д. Палькевичи


35

Лида!

Вступали в жизнь четыре девы:
Тамара, Лида, Валя, я.
Спустя года шепчу я, где вы -
прошедшей юности друзья?
И письма старые листая,
читаю их, всё вспоминая.
Истока чистая водица
кристальной свежестью пленяет,
потом река в пути петляет.
А может это небылица?
И бег реки прямей стрелы
или литой стальной иглы?

Иной примерно так и мыслит,
и в идеальных себя числит.
Ни в чём, нигде не ошибался –
потомкам образцом достался.
Как счастливы такие люди!
На сцене вспучив мощно груди,
всю жизнь по полкам разложив,
себя в фундамент предложив,
построят вам такое зданье,
что рухнут своды мирозданья.
Хрущёв когда-то так вещал,
что коммунизм нам обещал.
И дату точно указал.
Все помнят: год восьмидесятый.
И стала фраза-то крылатой:
вперед к победе коммунизма!
Глядим, а вместо коммунизма,
справляем по морали тризну.

Уж девяностый. Что теперь?
Какую нам откроют дверь?

Лариса.
Махачкала.


36

Лариса!

При застое все в покое,
а теперь: раз – вал, два – вал…
До девятого дотянем?
Кто, Лариса, это знал!
Волны вымывают чисто.
Бур – буль – буль! И ни копья.
Коль пойдет процесс так быстро –
в нищету впаду и я.
Заигрались! Только знай:
кто – шах – мат, а кто – шах – рай!
В райских кущах – господа,
а промытому – беда!
Горбачёв, конечно, знал,
что ведет страну в развал.
Уж-то этого хотел:
всю Россию – в беспредел?!
Без ума, как видно, правил.
Сам слетел – народ подставил!

То колдуны, то лидеры,
то плачут по царю.
Теперь везет свои дары Европа.
Вот дают!
Европа да Америка,
а где святая Русь?
Додёргались в истерике до рвоты.
Лезет гнусь.
Обхаркана, ободрана
и святость набекрень.
Где Русь? А вот она -
убит Тальков и Мень.
Жируют черви трупные,
на съездах речи нудные.
Смешались ночь и день.
Обласканы всесильные,
затоптаны бессильные…
Назад уж не попятишься -
там черепки да мель.
И впереди не светится
очередной тоннель.
Не жди! Не думай!
Глотай пилюли и молчи.
Кричи, Лариса, не кричи –
решают президент и Дума.
А может мафия?!
Да, да...
Расклад не для народа.
Россия родила уродов,
а вновь зачать пока нет сил.

Лида.
Калуга.


37

Здравствуй!

Махнуть бы, Лида, по весне,
где всё цветёт, где всё в тепле,
где синь лазури Джемете,
Тамары дух смятенный где…

Кругом грабители, амбалы
развеяли все идеалы,
твердят: их в жизни нет!
Мол, небо даст на всё ответ.
Подмяли даже русский дух.
Короче – всё разбили в пух.

А колокольный звон речист.
Вновь открываем чистый лист.
Стезя земная тяжела -
всех на Голгофу привела.
Кто нищ, промытый бегом волн,
кто нищетою духа полн,
кто утонул, кто ищет брода -
всех призраком манит свобода,
как прежде коммунизм манил
(надеюсь, мир не позабыл?).
За призраком всю жизнь гоняться,
чтоб с кошельком пустым остаться!?

Философ прав: мы – вещь в себе
в российской "сказочной" волне.
А нам-то в чём себя винить,
хоть грязью всех хотят залить?
Вот на вершине пирамиды
пристроились и вши, и гниды.
А так как без вершин нельзя,
то и свободу ждут все зря.
Не дети – внуки разберутся,
за ум спасительный возьмутся.
Лишь вместе шли бы - в том и сила,
тогда бы нас не разносило.

Я утомила, Лид, тебя,
но что не сделаешь, любя.

Лариса.
Москва.


38

Лариса!

Ты просишь рассказать про род?
Восстановлю один лишь год,
где гнулись, видя беспредел.
Отец, влюбленный в мать, в ту пору
красив, спортивен был и смел.
В победных маршах Халхин-гола
он стал что надо командир!
В застенках Омска полуголый
от обвинений чуть не выл.
Стал по доносу он – шпион!
И Польше, мол, служил с охотой.
Как ЭТО встретит батальон,
что был тогда его заботой?!
– Что будет с Любой? – думал он.
Сквозь зубы прорывался стон…

Потом отец гнал мысли прочь,
узнав застенков злую силу.
Во тьме слились и день, и ночь…
Удар принять, подставив спину,
напрячь живот, когда палач
топтал, ярясь, живое тело.
Боль научился превозмочь
и не подписывал он "дело".
Лицо отца огнём палили,
бросали с силою об пол,
есть не давали, снова били.
В живую плоть вогнали кол!

Однажды (числа не помнил и не знал)
конвой на выход вызывал.
– Щеглов, к дверям с вещами,
вперед иди, а не за нами.
Он попрощался, с кем сидел,
уверенный – шёл на расстрел.
Тюрьмы ворота приоткрылись.
Он оступился. В зад – пинок.
Прохожих кучка расступились -
скелет свалился у их ног.
Шарахнулись мгновенно мимо
и растворились все незримо.
Едва дыша, лежал герой.
С трудом добрался он домой.
Ввалился в дом больной урод,
ведь издевались целый год!
Награды вскоре возвратили,
об инциденте позабыли.

Как выжил наш отец? Не знаю.
То воля, жажда иль судьба?!
Но вот чего не понимаю,
когда потом… спустя года
он говорил, шутя о пытках,
как о проказливых попытках
проверить душу на излом.
– Пытались силою сгибать,
но русский дух нельзя сломать!
Пусть, дочки, шандарахнул гром.
Характер русский твёрдым был -
я ничему не изменил.
Вот с этим он всегда и жил.
И Сталина превозносил.
– Подлец доносчик написал.
Причем здесь Сталин? Он не знал!
И в день Победы свой бокал
за русских Сталин поднимал.

Наташа, мама, да и я
Гордимся им, всегда любя.

Лида. Калуга.


39

Привет!
Прочитали, Лид, статью.

Твой отец всех удивил,
впрочем, был всегда таким:
мудрым, стойким, волевым.
В сорок первом он отбил,
защищая Могилёв,
танки группы Гудерьяна:
на прорыв пошли тараном,
люки в танках пооткрыли
и глядели не таясь,
поднимая дыбом грязь,
словно на параде были.
Несмотря на превосходство
(пятикратное притом!)
смерть скосила их огнём.
Двадцать три тяжёлых дня
шла на подступах борьба.
Поле боя все гудело,
но Щеглов в атаку смело,
сам, бросаясь, вёл солдат
через грохот, залпов ад.
Из двойного окруженья,
позади оставив Ельню,
вывел часть полка к своим…

К волжским плёсам золотым
подошли враги вплотную!
Был момент, когда комдив,
будто званье позабыв,
говорил: "Держись, Щеглов!
На тебя глядит весь мир!
Есть, товарищ командир".
Высоту, конечно, взяли!
Комполка с земли подняли…
Выжил. Снова воевал.
До конца фашистов гнал.

Если ты статью прочла,
повторила я не зря?

В сорок первом в те же дни
из Смоленска с мамой шли.
И под Ельней, слыша бой,
знали ль мы - отец там твой!
Путь судьбы ведь так извилист,
непонятен, заковырист.

Я, когда статью прочла,
к выводу, мой друг, пришла:
Александр Васильич - тот,
кто всегда всех в плен возьмёт.
Лидочка, твоя семья -
идеал ведь для меня.

Лариса.
Калужская обл., Хвастовичский р-н, д. Палькевичи


40

Лида!
Я эстафету на себя возьму
и прошлое на миг переверну.
Пусть оживут альбомные страницы,
восстанут фото, как живые лица.

http://samlib.ru/img/d/dmitriewa_l_i/vekmig41/valentin.jpg
Фото: Валентин Кудряшов.

Сентябрь, двадцать восьмое
брат Валентин помнит всегда.
Её день рожденья! Радость и горе,
в дате любовь, взлёт и беда.
Тамара Васильева! Даже сейчас
он помнит улыбку и блеск милых глаз.
Встреча в Мещовске. Западный фронт.
Штаб партизанский. Гитара и песни.
Может герой у кого-то Джеймс Бонд -
судьбы российские мне интересней.

22 июля, сорок третий год,
он для них особый, день переворот.
Васильева и Кудряшов!
Как встреча знаковых миров.
Они не знали друг о друге,
сказали ей её подруги:
"Придет в один из вечеров
солдат-радист, и наш совет -
держись подальше. Сердцеед!
Звать Валентин. Поёт, играет,
никто не силах устоять.
"Сердцами я хочу играть" -
Тамара бросила в ответ -
недаром называют льдинкой".
Радистка с именем Маринка
сказала: "Это не секрет".
Но тут, Тамар, особый случай.
Сама увидишь и поймешь:
не только внешне он хорош,
признаюсь, не бывает лучше.

Был день, как все. По вечеру
к ним на крыльцо явилась группа.
Смеркалось. И казалось, труппа
готовила спектакль-игру.
Бросались реплики-слова.
Заданья побоку и служба.
Покой. Царила дружба,
исчезла, сгинула война.

Подходит парень. Мысль - вот он!
Садится и берёт гитару.
Тамару сходу входит в хату,
с сарказмом бросив: лучше сон!
И тут в полнейшей тишине
разлился бархат баритона
неслыханного обертона
при полной трепетной луне.
В романса звуках, в каждом слове
такая удаль и печаль.
Не слышать это было жаль.
Она невольно вышла снова.
Закончил петь.
"Теперь спой танго" -
сказала Зиночка игриво,
при этом, улыбаясь, мило.
С крыльца чуть слышно:
"Чайку". Острый взгляд -
зависла пауза. И... "Чайку" спел солдат.
Девчата, парни присмирели.
Никто ни звука не издал,
а голос пел, пленял, страдал...
Все понимающе глядели:
на их глазах рождалось то,
что объяснить не смог никто.
Но вдруг Тамара встала,
зевнув, произнесла: "Пора!"
За ней пошли все со двора.
Она добавила: "Устала".

Ушли одни на сеновал,
другие в избы возвращались,
хоть в избах так клопы кусались,
но кто привык, тот не страдал.
Борис ей на ходу сказал:
"Ты Валентина зацепила,
надеюсь, что не позабыла -
он не из тех, кто б отступал!"
Борис ответа не дождался,
смеясь, со всеми распрощался.
"Щелчок - хорошее лекарство,
избавит сразу от коварства" -
решила яркая из дев
и замурлыкала напев.

А что потом? Кто скажет это?
Ручьи, где плещется форель
или пленяет юный Лель,
иль бесконечной жизни лето,
иль пропасть, взлёты, тишина,
иль взрывы, ужасы, война -
над всем всегда поднимет вновь
её Величество Любовь.

Лариса.
Москва.


41
 
Лида!
 
Что было дальше, хочешь знать?
Вернёмся в прошлое опять.
 
"Валюшка, здравствуй!
П/п 20631б. И всё.
И это адрес. Меня найдут.
Конверт передадут.
Здравствуй и прощай!
В день твоего приезда
уеду, даже улечу.
Валюшка, обещай
не позабыть. От мамы
весть пришла. Я так хочу увидеть вместе вас.
А сбудутся ль мечты?
Ещё увидеть хоть бы раз!!
Того же знаю, хочешь ты.
Прощай! Нет, до свиданья!
Ты будешь ведь всегда со мной?
Родной, любимый, дорогой,
я не хочу навек прощанья.
Убьют. Мой медальон! Он на груди.
Не думаю об этом. Пока прощай!
Что ждет нас, Валя, впереди?
Но адрес матери храни.
Хоть искорку того огня
найду ль при встрече снова я?!"
 
Тамара. 8 октября 1944 г.

http://samlib.ru/img/d/dmitriewa_l_i/vekmig41/tamara.jpg
Фото: Тамара Васильева.
 
Последнее её письмо.
В семье хранится уж давно.
Разведчица-радистка -
она летала с дедом,
он по легенде был отец.
Среди врагов смеяться, не дрожа,
ходить по лезвию ножа,
не ведая, какой конец:
свои негаданно спасут
или фашисты ключ найдут.
Запрятав боль, шутить премило,
не замечать, как всё постыло,
а в темь ночную во дворе
стучать то точку, то тире...
Я - Марсианка! Дальше то,
что было им узнать дано.
Немецкий в совершенстве знала.
Красива - мимо не пройти!
И косы, словно две струи,
а пела как, а как играла.
 
Под Кёнигсберг последний был бросок.
Радист всё звал. В ответ молчок.
Лишь раз сквозь треск и невзначай
два слова: "Родина, прощай!"
Что было с группой, стало с каждым -
об этом только время скажет.
 
Примерно через десять лет
пришёл ему такой ответ:
Тамара с группой приземлились
и до последнего патрона бились.
Когда патронов не осталось,
товарищи в бою легли,
фашисты в полный рост пошли,
судьба секундами решалась.
Их подпустив и глядя им в лицо,
в какой-то миг, сорвав кольцо,
подорвала фашистов, рацию, себя.
Ушла навек недолюбя.
 
В Черняховске вечно молодая
стоит Васильева - разведчица былая.
Исчез ли Марсианки след?
Хранят ли памятник тех лет?
Надеюсь, верю и молю.
Все письма и дневник храню.
 
И брат любовь не позабыл.
У матери он в Балте был,
все годы письма ей писал
и в Черняховск он приезжал.
В 2000-ом на день Победы приглашали.
Он написал, чтобы не ждали.
Ты видела его, Лидок,
куда лежачий ехать мог?
Чему свидетелями были,
всё для потомков сохранили.
 
Лариса.
Москва.


42

Друг мой!

Устоим или веком в канаву,
в опрокид, в осмеянье, надрыв.
Век любой больно скор на расправу.
Верим всё ж в благородный порыв.

ВЕК
скрылся, не кляня,
прощая и простясь,
скорбя и негодуя,
задул свечу под аллилуйя,
за арки радуг возносясь,
исчез без дыма и огня,

КАК МИГ
сгорел на остриях
парадоксальных разворотов,
переплавляя ланцелотов
в хозяев жизни на паях,
не признающих
старых саг.

Грань хрупка - ломает шоры,
уж гремит гроза - услышь:
двадцать первый дыбит шторы,
поднимая волны крыш.
Тенью лёгкою витаю,
расстилаюсь… тела нет.
Кто я? Где? Когда? Не знаю -
был иль не был зыбкий след…

Прощай, подруга.

Лариса, Подольск, Декабрь, 2000 год.
Фото: https://poezia.ru/authors/larisa

Лариса Дмитриева, 2021

Сертификат Поэзия.ру: серия 549 № 159622 от 04.02.2021

0 | 0 | 573 | 24.11.2024. 06:20:26

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []