Я в дом вхожу…  камин… накидки скромные…

Кровать… Во всем заметна экономия…

Хозяйка не спешит разжечь огонь.

И начинает мне про жизнь рассказывать,

В которой — нищеты однообразие,

Хоть выйди на крыльцо и волком вой.

 

Муж, в общем-то, прилично зарабатывал,

Прилично также выпивал и матами

Ее привычно крыл. И вот беда —

Он, обмывая грамоту почетную,

Напился как-то в дрободан, до чертиков,

Уснул и, оказалось, — навсегда.

 

Теперь никто не материт сердечную,

А на душе мучительно по-прежнему —

Над каждою копейкою дрожит:

Была сиделкой, трудная профессия,

Но дали оскорбительную пенсию,

С которой только впроголодь и жить.

 

Скребется мышь в углу холодной комнаты,

Но что тут огорчаться? Хоть какое-то

Живое обитает существо.

«Я с мышью, — объясняет мне, — беседую,

Когда живешь одна, кому посетовать

На горькое-прегорькое вдовство?»

 

И я помог, чем смог, хозяйке старенькой

В неброском доме, бедами обставленном,

Где столько неуюта и тревог.

Чинил, носил, ворочал и морочился,

Но в доме было столько одиночества,

Что я его преодолеть не смог.