Тут полночь, как старость, близка,
и топот их, тяжкий, кобылий
ломает орнамент из лилий
на хрупкой стене корешка.

Но полночь, себе на беду,
придёт слишком поздно оттуда,
где строки латыни молчат,

когда я уже упаду
крупинкой небывшего чуда,
как марганец, в белый закат.