Роберт Лоуэлл Об Арчи Смите , 1917-35
(С английского).
У вязов цель - достичь небесной вышины.
К шести годам листва мягка, как мята.
Стволы и тень деревьев темноваты.
Все скверы, улицы, проулки зелены.
Но воскресенья летом мне скучны:
не развлекают ни кузина, ни ребята.
Америка тут вся по-сельски простовата,
нам все - хоть Адамсы, хоть Гардинг, - не важны.
Так я машину стал водить, хоть был без прав.
Тонул в грязи, тягая грузы по болоту.
А Смит смог в Принстон прикатить из Сарасоты,
не более трёх суток проблуждав.
Ездок - от Бога ! - И не счесть заслуг.
Вот умер - и баранку крутит друг...
Robert Lowell For Archie Smith 1917-35
Our sick elms rise to breathe the peace of heaven,
at six the blighting leaves are green as mint,
the tree shadows blacker than trunk or branch -
Main Street's shingled mansards and square white frames
date from Warren G.Harding back to Adams -
old life ! America's ghostly innocence.
I pipe-dream of a summer without a Sunday,
its steerage drive with children and Cousin Belle....
I have driven when I ought not to have driven.
When cars were horse and baggy and road dirt,
Smith made Sarasota from Princeton in three days.
A good fast driver is like the Lord unsleeping,
he never rills and he is never killed;
when he dies, a friend is always driving.
Примечания.
Принстон - университетский город в штате Нью-Джерси;
Сарасота - город во Флориде, южнее Тампы.
Уоррен Гардинг - 29-й президент США (1921-23);
Джон Адамс - 2-й президент США (1797-1801);
Джон Куинси Адамс - 6-й президент США (1825-29).
Роберт Лоуэлл 1930-е 1
(С английского).
Два месяца подряд везде царил туман.
Уж сорок лет мне памятно то лето.
Девицы там не заскучали без привета.
Шумел и днём и в ночь какой-то птичий клан.
Там лес теснили тсуга и бурьян.
Лягушка квакала в крутом овраге где-то.
А ночью, как маяк, нам слал немного света
нацеленный на север звёздный стан.
Днём чайки отдыхали на баркасах.
Разбрасывали корм и всякую отраву.
А нам мечталось. Жили там без слёз.
Галдела часто пилигримская орава:
все в жёлтых капюшонах, в рясах.
Кончалось лето, и автобус всех увёз.
Robert Lowell 1930's 1
The vaporish closeness of this two-month fog;
forty summers back, my brightest summer:
the rounds of Dealer's Choice, the housebound girls,
fog, the nightlife. Then, as now, the late curfew
boom of an unknown night bird, local hemlock
gone black as Roman cypress, the barn garage
below the titled Dipper lighthouse-white,
a single misanthropic frog complaining
from the water hazard on the shortest hole;
till morning ! Long dreams, short nights; their faces flash
like burning shavings, scattered bait and ptomaine
caught by the gulls with groans like straining rope;
windjammer pilgrims cowled in yellow hoods,
gone like the summer in their yellow bus.
Роберт Лоуэлл 1930-е 2
(С английского).
Ветряк крутился над селом, как наказанье.
Кричали птицы - чтоб сидели дома.
От шторма сразу убегала дрёма.
Приборы отключились без питанья.
Но,не пугаясь предзнаменованья,
бодрились все, что были мне знакомы.
И ночью всех брала врасплох истома.
Так, брак - не брак, сзывала на свиданья.
Потом, в жару, асфальт растёкся под ногами.
Девицы были - как цветы, и краше всех.
Мамаши - как в мешках с объёмистым товаром.
Горячий дух из них струился пузырями.
На мне был некий тканевый доспех:
как будто человек, но выглядел омаром.
Robert Lowell 1930's 2
Shake of electric fan above our village;
oil truck, refrigerator, or just men,
nightly reloading of the village flesh -
plotting worse things than marriage. They found dates
wherever summer is, the nights of the swallow
clashing in heat, storm-signal to stay home.
At night the lit blacktop fussing like a bosom;
Court Street, Dyer Lane, School, Green, Main Street
dropping through shade-trees to the shadeless haven -
young girls are white as ever. I only know
their mothers, sweatshirts gorged with tennis balls,
still air expiring from the tilting bubble -
I too wore armor, strode riveted in cloth,
stiff, broken clamshell labeled man.
Роберт Лоуэлл 1930-е 3
(С английского).
Любой подросток был галантен и учтив,
а при избранницах все были просто пылки.
Стреляли в чаек и в порожние бутылки,
и эхом выстрелов был полон весь залив.
Не все стояли, в обожании застыв:
дрались между собой - и не тряслись поджилки.
Так даже скот поглядывал в ухмылке,
как петушился молодёжный коллектив.
Кокошке было восемьдесят лет,
когда сказал, что там, где есть девицы,
возможно трижды потерять авторитет...
Чем дольше проживёшь, тем хуже он хранится...
У нас в репейнике сошлись два "коромысла" -
сцепиться там не оказалось смысла.
(Не захотели всем на диво осрамиться).
Robert Lowell 1930's 3
The boys come, each year more gallant, playing chicken,
then braking to a standstill for a girl -
like bullets hitting bottles, spars and gulls,
echoing and ricochetting across the bay...
hardy perennials ! Kneedeep in the cowpond,
far from this cockfight, cattle stop to watch us,
and having had their fill, go back the lapping
soiled water indistinguishable from heaven.
Cattle get on to living, but to live:
Kokoshka at eighty, saying, "If you last,
you'll see your reputation die three times,
or even three culture; young girls are always here".
They were there...two fray-winged dragonflies,
clinging to a thistle, too clean to mate.
Примечание.
Оскар Кокошка (1886-1980)- Широко известный австрийский художник и драматург.
Модернист, экспрессионист. Преследовался нацистами. Вынужден был эмигрировать.
Роберт Лоуэлл 1930-е 4
(С английского).
Засунул ноги в глубь кабинного кармана -
он не просторнее походной ванны.
Лучи, бодря меня, влетали из окна.
Но чувствовал - кабина мне тесна.
И множество картин менялось постоянно:
вот храбрый Кастер атакует рьяно.
В ста метрах грозная позиция видна -
и там Сидящий Бык, сплотивший племена...
Вслед оба уж мертвы среди бегущей лавы...
Морская дымка. Где-то дальше - островки.
Даль лечит душу. Расстояния сложны.
Кто ж смог не заплатить за флёр бессмертной славы ?
Кто более страдал в разлуке от тоски ?...
Вуаль на лобовом стекле. Глаза влажны.
Robert Lowell 1930's 4
My legs hinge on my foreshortened bathtub
small enough for Napoleon's marching tub....
The sun sallows a tired swath of balsam needles,
the color soothes, and yet the scene confines;
sun falls on so many other things:
Custer, leaping with his wind-gold scalplock,
half a furlong or less from the Sioux front line,
and Sitting Bull, who sent our rough riders under -
both now dead drops in the decamping mass....
This wizened balsam, the sea-haze of blue gauze,
the distance plighting a tree-lip of land to the islands -
who can cash a check on solitude,
or is more loved for being distant...love-longing
mists my windshield, soothes the eye with milk.
Примечания.
Джордж Армстронг Кастер (1839-76), американский кавалерийский офицер немецкого происхождения, прославившийся безрассудной храбростью, опрометчивостью, безразличием к потерям. Полковник, временно бывавший в должности генерала.
В гражданской войне принудил генерала южан Ли к сдаче. Долго в разных кампаниях воевал против индейцев, сиу и шайеннов. Отличался маниакальной жестокостью при их истреблении. Погиб в бою против превосходящих сил индейцев, которых возглавляли
Сидящий Бык и Неистовый Конь. Весь его отряд был разгромлен. В разных фильмах его
рисуют то героем, то кровожадным убийцей. Среди актёров его роль исполняли Рональд Рейган и Мастроянни.
Роберт Лоуэлл 1930-е 5
(С английского).
Ты - рыцарь до конца, не хвастался, бывало.
Я кланяюсь тебе, смотря на честный прах.
Ты был в геральдике в нам памятных веках:
с их верой, что блюли князья и их вассалы.
(Не верил ли и я ?). Как сядем при огнях,
беседуем, как жизнь текла сначала.
И мне, как королю у эльфов, надлежало
подкармливать костёр, чтоб грел и не зачах.
Вот жажду утолил, и ужин был неплох.
Друзья воздали честь бесхитростной готовке.
Ты ж, лобстер, хорошо порадовал всех нас.
Твой красный панцирь пуст, обсосан и засох.
И на меня, как две булавочных головки,
с укором смотрит пара чёрных глаз.
Robert Lowell 1930's 5
Timid in victory, chivalrous in defeat,
almost, almost....I bow and watch the ashes
reflect the heraldry of an age less humbled,
though hardened with its nobles, serfs and faith -
(my once faith ?) The fires men build life after them,
this night, this night, I elfking, I stonehands sit
feeding the wildfire wildrose of the fire
clouding the cottage window with my lust's
alluring emptiness. I hear the moon
simmer the mildew on a pile of shells,
the fruits of my banquet...a boiled lobster,
red shell and hollow foreclaw, cracked, sucked dry,
flung on the ash-heap of a soggy carton -
it eyes me, two pinhead, burnt-out popping eyes.
Роберт Лоуэлл 1930-е 6
(С английского).
Шли месяцы в густом и непроглядном смоге.
И друг на друга не смотрели мы в упор:
соперники... И был излишним разговор.
Лишь бинтовали окровавленные ноги.
Но свет луны глушил воинственный задор,
а мрак выстуживал и уносил тревоги.
От звона бубенцов, что тренькали в дороге,
долой из головы летел ненужный вздор...
Сверкали краски треугольных парусов.
Прилив, что по началу был зловещ,
потом всегда, ослабнув, затихал.
Я слушал звуки самых давних голосов,
Пытался рассмотреть любую вещь.
Принципиально никого не устрашал.
Robert Lowell 1930's 6
Months of it, and the inarticulate mist so thick
we turned invisible to one another
across our silence...rivals unreconciled,
each unbandaging a tender bloodsoaked foot
in the salmon-glow of the early lighted moon,
snuffed by the malodorous and frosty murk....
Then the iron bellbuoy is rocking like a baby,
the high tide turning on its back exhausted -
colored, dreaming, silken spinnakers
flash in patches through the island pine,
like vegetating millennia of lizards
fed on fern or cropping at the treetops,
straw-chewers in the African siesta.
I never thought scorn of things; struck fear in no man.
Роберт Лоуэлл 1930-е 7
(С английского).
Бунгало высилось над гладью голубой.
Прибой для водорослей в море рыл окопы.
Трава тянулась там, как спутанные стропы.
Казарма заводчан расхвасталась трубой.
А выше завела себе гнездовье скопа.
Весь берег засыпал кирпичный бой,
и масса сорняков победною гурьбой
бесстрашно разрослась над маревом потопа.
Валялась рыба, та помята, та без глаз.
Иная в ранах, напоровшись на крючок.
Весь берег - будто мусорный курган.
Повсюду всякий брошенный припас:
поломанный баркас, мотор, бачок...
Косилке мнилось, что заглушит океан.
Robert Lowell 1930's 7
The shore was pebbled with eroding brick,
seaweed in grizzling furrows - a surf-cast away,
a converted brickyard dormitory; higher,
the blacktop; higher yet, The Osprey Nest,
a bungalow, view-hung and staring, with washing
a picture window. Whatever we cast out
takes root - weeds shoot up to litter overnight,
sticks of dead rotten wood in drifts, the fish
with missing eye, or heel-print on the belly,
or a gash in the back from a stray hook -
roads, lawns and harbor stitches with motors,
yawl-engine, outboard, power mower, plowing
the mangle and mash of the monotonous frontier -
when mower stopped clanking, sunset calmed ocean.
Роберт Лоуэлл 1930-е 8
(С английского).
Живи, Нортумберленд, веками без забот !
Хоть ты старик с клюкой и Псалтырём,
пусть жарит солнце нас бутылочным огнём.
Поэт сказал: природа нас не подведёт.
Мы сумерки свои у моря проведём,
Укрывшись в бухте ото всяких непогод.
Как заведём себе там утлый флот,
займёмся удалым рыбацким ремесло.
У быстрого ручья, забыв про геморрой,
начнём, как пышный гамбургер, жиреть.
Сготовим самую изысканную снедь.
Форель нажарим аппетитною горой.
Отличные места недалеки.
Садись в авто. Пусть будут впору башмаки.
Robert Lowell 1930's 8
"Nature never will betray us", the poet swore,
choosing peeled staff, senility and psalter
to scrounge Northumberland for the infinite....
We burned the sun of the universal bottle,
and summered on a shorefront - the dusk seal
nightly dog-paddling on the hawk for fish,
whiskering the giddy harbor, a black blanket
splotched with spangles of the sky, the sky -
and somewhere the Brook Trout dolphin by the housepiles,
grow common by mid-vacation as hamburger,
fish-translucence cooked to white of an egg....
Summer vacations surround the college winter,
the reach of nature is longer than a car -
I am no bigger than the shoe I fit.
Роберт Лоуэлл 1930-е 9
(С английского).
Луна крутилась над дубравой, как пила,
да облака всё налетали постоянно,
вслед быстро став добычей океана.
Мне ж ночью снилась всё съедающая мгла,
где Мать Великая колдует у колоды...
По увереньям райхианских мудрецов
всё в мире сводится лишь к спору двух основ:
то человек и дикая природа.
С восходом солнца прояснилась бесконечность.-
Добыли лобстеров и развели костёр.
Отличный промысл. Удачные дела...
Один китайский график начертал нам вечность:
нарисовал лишь пыль да дым - всю кисть истёр.
Как предсказал. И даже длань его сгнила...
Robert Lowell 1930's 9
The circular moon saw-wheels through the oak-grove;
below it, clouds...permanence of the clouds,
many as have drowned in the Atlantic.
It makes one larger to sleep with to sublime;
the Great Mother shivers under the dead oak -
such cures the bygone Reichian prophets swore to,
such did a gospel for their virgin time -
two elements were truants: man and nature.
By sunrise, the sky is nearer. Strings of fog,
such as we haven't seen in fifteen months,
catch shyly over stopping lobster boats -
smoke-dust the Chinese draftsman made eternal.
His brushwork wears; the hand decayed. A hand does -
we can have faith, at least, the hand decayed.
Примечание.
Вильгельм Райх (1897-1957) - доктор медицины, психоаналитик, ученик и сотрудник
Фрейда. Родился в австрийской Галиции. Марксист. Коммунист. Работал в Австрии,
Германии, Дании, Норвегии, в США. Умер в американской тюрьме. Его работы были
запрещены в нацистской Германии.
