Уильям Блейк
ПРОРИЦАНИЯ НЕВИННОСТИ
Чтоб россыпь миров увидеть в песке
И свет неба - в цветке полевом,
Удержи бесконечность в руке
И вечность - в часу одном.
Красношейки в клетке вид
Небо ясное гневит.
Птичий гомон над скворешней
Содрогает ад кромешный.
Пес, в воротах павший с глада, -
Стране предвестие распада.
Кличет лошадь под расправой
Над людьми грозы кровавой.
Зайца крик сквозь ружей строй
Тянет в мозге нить долой.
Камень жаворонка ранит,
Херувим петь перестанет.
Петух, остриженный для боя,
Пугает Солнце заревое.
Львиный рык и вой волков
Дух выводят из оков.
Лань, бродя себе на воле,
Дух людской хранит от боли.
В терзаньях агнца всходят войны,
Хоть он прощает нож убойный.
Мышь летучую в пещере
Породил ум, чуждый вере.
В крике филина впотьмах
Говорит неверья страх.
Кто с крапивником жесток,
Вечно будет одинок.
Кто кротость истощит воловью,
Не насладится ввек любовью.
Шалун, что муху бьет в саду,
Узнает паука вражду.
Строит бронзовки мучитель
В тьме глухой себе обитель.
Напоминает шелкопряд,
Как матери уста скорбят.
Моль и бабочку щади –
Суд последний впереди.
Тот, кто в бой коня муштрует,
Вехи дальней не минует.
Пес нищего и кот вдовицы –
Окрепнет, кто им даст крупицы.
К мошке, песнь поющей лета,
Приходит яд из уст навета.
Тритонов яд и хладных змей –
Пот от зависти ступней.
Яд пчелы медоточивой
В душе художника ревнивой.
Плащ князя и тряпье бродяги –
Поганки на мешках у скряги.
Правда с замыслом во вред
Всех ужаснее клевет.
Так быть, к иному не принудим,
Счастье с горем сродны людям,
Об этом если верно судим,
В путях мирских хранимы будем.
Печали с радостью плетенье –
Душе небесной облаченье,
Вслед за каждым огорченьем
Радость шелковым пряденьем.
Дитя важнее одеяний
По всей людской земле бескрайней,
Вещь сделана, родились длани,
То понимают все крестьяне.
Слеза любая в каждом оке –
Дитя в предвечного эпохе,
И грядущим поколеньям
Своим вернется утоленьем.
Блеянье, лай, мык и рев –
Волны райских берегов.
Ребенок, что под розгой плачет,
В мирах загробных месть назначит.
Лохмотья нищих на ветру
Небеса в лохмотья рвут.
Солдат с ружьем и при мече
По солнцу бьет в параличе.
Дороже фартинг бедняков
Всей Африки златых песков.
Грош, вырванный из рук трудяги,
Продаст и купит земли скряги;
А свыше коль храним, цена
Страны всей в нем заключена.
С невинной верою бесчинный
Осмеян будет пред кончиной.
Безверия учителям
Не выйти из могильных ям.
Разуверять дитя не сметь –
Бросать к подножью ад и смерть.
Седой резон и смех игры -
Сезонов года двух дары.
Кто вопросов сплел тенета,
Не найдется для ответа.
Слову скептика ответ
Угашает знанья свет.
Злейшей из отрав начало –
Ветвь, что Цезаря венчала.
Уродству худшему виной
Застегнутый доспех стальной.
Когда плуг будет с позолотой,
Склонится зависть за работой.
Крик сверчка или шарада –
Неверию ответ что надо.
Дюйм муравья, верста орлова
Смешат философа хромого.
Тех, в чей взор сомненье вкралось,
Уверить средства не осталось.
Немедля б Солнцу и Луне
Погаснуть, усомнись оне.
Благим тебе подспорьем страсть,
Но худо, если дашь ей власть.
Стране блудница и игрок
В сени закона пишут рок.
Крики сводни там и тут
Саван Англии сплетут.
Брань проигравших, клич побед -
Пляс Англии погибшей вслед.
В сумерках и на рассвете
В мир для горя входят дети.
В час полночный и рассветный
Входят к радости приветной.
Кто-то к радости приветной,
Кто-то к ночи беспросветной.
Обман влечет нас подчиниться,
Когда не смотрим сквозь зеницы,
Что канут в ночь, в ней взяв начало,
Когда в лучах душа дремала.
Явлен бог, и он - лучи
Для скорбных душ, чей дом в ночи,
Но предстает в людских чертах
Живущим в солнечных мирах.
W. Blake
Auguries of Innocence
To see a world in a grain of sand
And a heaven in a wild flower,
Hold infinity in the palm of your hand,
And eternity in an hour.
A robin redbreast in a cage
Puts all heaven in a rage.
A dove-house fill'd with doves and pigeons
Shudders hell thro' all its regions.
A dog starv'd at his master's gate
Predicts the ruin of the state.
A horse misused upon the road
Calls to heaven for human blood.
Each outcry of the hunted hare
A fibre from the brain does tear.
A skylark wounded in the wing,
A cherubim does cease to sing.
The game-cock clipt and arm'd for fight
Does the rising sun affright.
Every wolf's and lion's howl
Raises from hell a human soul.
The wild deer, wand'ring here and there,
Keeps the human soul from care.
The lamb misus'd breeds public strife,
And yet forgives the butcher's knife.
The bat that flits at close of eve
Has left the brain that won't believe.
The owl that calls upon the night
Speaks the unbeliever's fright.
He who shall hurt the little wren
Shall never be belov'd by men.
He who the ox to wrath has mov'd
Shall never be by woman lov'd.
The wanton boy that kills the fly
Shall feel the spider's enmity.
He who torments the chafer's sprite
Weaves a bower in endless night.
The caterpillar on the leaf
Repeats to thee thy mother's grief.
Kill not the moth nor butterfly,
For the last judgement draweth nigh.
He who shall train the horse to war
Shall never pass the polar bar.
The beggar's dog and widow's cat,
Feed them and thou wilt grow fat.
The gnat that sings his summer's song
Poison gets from slander's tongue.
The poison of the snake and newt
Is the sweat of envy's foot.
The poison of the honey bee
Is the artist's jealousy.
The prince's robes and beggar's rags
Are toadstools on the miser's bags.
A truth that's told with bad intent
Beats all the lies you can invent.
It is right it should be so;
Man was made for joy and woe;
And when this we rightly know,
Thro' the world we safely go.
Joy and woe are woven fine,
A clothing for the soul divine.
Under every grief and pine
Runs a joy with silken twine.
The babe is more than swaddling bands;
Throughout all these human lands;
Tools were made and born were hands,
Every farmer understands.
Every tear from every eye
Becomes a babe in eternity;
This is caught by females bright,
And return'd to its own delight.
The bleat, the bark, bellow, and roar,
Are waves that beat on heaven's shore.
The babe that weeps the rod beneath
Writes revenge in realms of death.
The beggar's rags, fluttering in air,
Does to rags the heavens tear.
The soldier, arm'd with sword and gun,
Palsied strikes the summer's sun.
The poor man's farthing is worth more
Than all the gold on Afric's shore.
One mite wrung from the lab'rer's hands
Shall buy and sell the miser's lands;
Or, if protected from on high,
Does that whole nation sell and buy.
He who mocks the infant's faith
Shall be mock'd in age and death.
He who shall teach the child to doubt
The rotting grave shall ne'er get out.
He who respects the infant's faith
Triumphs over hell and death.
The child's toys and the old man's reasons
Are the fruits of the two seasons.
The questioner, who sits so sly,
Shall never know how to reply.
He who replies to words of doubt
Doth put the light of knowledge out.
The strongest poison ever known
Came from Caesar's laurel crown.
Nought can deform the human race
Like to the armour's iron brace.
When gold and gems adorn the plow,
To peaceful arts shall envy bow.
A riddle, or the cricket's cry,
Is to doubt a fit reply.
The emmet's inch and eagle's mile
Make lame philosophy to smile.
He who doubts from what he sees
Will ne'er believe, do what you please.
If the sun and moon should doubt,
They'd immediately go out.
To be in a passion you good may do,
But no good if a passion is in you.
The whore and gambler, by the state
Licensed, build that nation's fate.
The harlot's cry from street to street
Shall weave old England's winding-sheet.
The winner's shout, the loser's curse,
Dance before dead England's hearse.
Every night and every morn
Some to misery are born,
Every morn and every night
Some are born to sweet delight.
Some are born to sweet delight,
Some are born to endless night.
We are led to believe a lie
When we see not thro' the eye,
Which was born in a night to perish in a night,
When the soul slept in beams of light.
God appears, and God is light,
To those poor souls who dwell in night;
But does a human form display
To those who dwell in realms of day.
