на кромку, где дышать 

ты никогда не сможешь,
где нет ни глаз, ни рук, 

спасающих от смерти,
где, память вороша, 

оправленную ложью,
угаснешь, точно звук, 

без лишней круговерти,

хоть это не война, 

не подлое убийство,
но даже этот ох, 

чуть выраженный словом, -
чтобы и он издох 

в безмолвии буддийском, -
покроет тишина 

холмом песка сырого,

и гаснущая мысль: 

призвание поэта
с проклятьем наравне, - 

и ты уже не дышишь,
надежды не сбылись, 

и никаких ответов,
лишь чайки в тишине 

кружат всё выше, выше...