Книга живых. Пролог и предисловие Л.Аннинского

Дата: 28-11-2018 | 19:48:41

%d0%9a%d0%96 %d0%9b%d0%b0%d0%b1%d0%b0%d1%81 2

КНИГА ЖИВЫХ

[записки снизошедшего]

трагикомическая симфо-сказка

с элементами эссериала


_________________________________________________________

переработал с малопонятного

сергей буртяк


________________________________________________________

Это честная книга. Почти. В ней мало хитрых литературно-наркотических приёмов, так что осилить её взахлёб вряд ли выйдет. Но не волнуйся. Не спеши, полистай. Начни погружаться, когда почувствуешь истинное желание. Бери по два-три эпизода в день. Или проглоти за три дня и три ночи. Или даже совсем не читай. Когда дойдёшь до конца, поймёшь, что всё это абсолютно не важно. Важно другое. Оно же главное: здесь ты совершенно свободен.


Сергей Буртяк

РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В ЛОФТЕ

увертюра-прелюдия


[планета Земля, этот год]


А послезавтра она свалилась ко мне. Рукопись.

Я не шучу. Свалилась физически.

Будет, кажется, так… Жена уйдёт на студию доделывать очередной мультик для крупной студии, кот затеряется в нашем новом жилище среди наваленных как попало мешков и коробок, а я встану непривычно рано. И текстом, и холстом заниматься будет немыслимо, и я стану обдумывать, как такое захламлённое пространство гармонизировать. Этот лабиринт Минотавра. Или Хорхе. Или кого там ещё…

Нео-лофт мы выбрали не самый большой: гостиная с просторной лоджией, кухонно-столовая зона, две спальни с гардеробными. Санузел, естественно… Даже два. Ещё — нечто вроде прачечной. Конечно [полагаю] когда здесь будет всё расставлено-развешано-разложено по местам, укромных уголков станет меньше. Наивный… Много ли нужно коту, если он как вода — принимает форму того, куда влез.

Книжные полки и стеллажи уже поставлены-повешены где нужно… Отлично. Можно расставить книги. Великое множество книг. Наконец-то я сделаю это системно. Первый раз в жизни. Я пока не решил, устроить их по алфавиту, по темам, по габаритам или по цвету… Шучу. Или нет.

Для начала сварю крутейшего вьетнамского кофе и обдумаю важнейший вопрос расстановки книг. Кофе-машину искать по коробкам не стану, наткнусь на старенькую медную турку. Внимательно наблюдая [предугадывая] зарождение пены, переберу в голове варианты. Параллельно предположу: когда-то именно так началась жизнь на этой планете. Нет, фигня. Тогда мы были бы очень кофейными. В каком это смысле? Да кто ж его знает… [Учёные, не ругайтесь… Какую-то чушь я несу в эйфории…]

Вариться мой кофе будет долго. И хорошо. Так вкуснее.

Вверху за потолком уютно загудит, почти заурчит. Будто кто-то погладит и слегка потревожит [или наоборот порадует, оправдав ожидания] огромного пушистого кота [копию нашего? белого в рыжей накидке… или серого с ярко-жёлтыми черешнями глаз] дремлющего где-то на небе.

Кажется, невидимый лифт лязгает железками меньше, чем обычно. Или это не лифт? А что? Колесо сансары? Гы… И что такое «обычно»? Для меня здесь всё необычно.

Оставлю турку на огне и полюбусь в окно на просторно-воздушный фрагмент старого города. Исторический центр, река… Странно, что здесь вообще сохранилось это фабричное здание. Или стилизация? Надо узнать…

Господи, как же хорошо жить! Свободно. Без докторов и санитаров… Опять чувствовать, верить и ждать, отдавать, принимать. Любить…

Наверное этот лифто-лофтовый шум будет поначалу мешать. Потом мы привыкнем. Странно, что он вообще есть…

Вроде лифт остановился этажом выше. Прямо над. Нет, невозможно, наверху такие же апартаменты, мы туда заходили. Четвёртый этаж отвергли, высоковато показалось, а третий был в самый раз. За спиной зашипит. Ну вот… Я рвану на звук, выключу газ, приподниму турку, легонько стукну дном о решётку плиты. Пусть осядет. Пенки будет мало. И шут с ней…

Вдруг громкий звук. Как будто на пол грохнулось толстое тяжёлое мягкое нечто. Где-то в гостиной. Странно… Кот обживается? Проделав путь слаломиста, я выйду на относительно свободный паркетный пятачок у камина. Слева от камина — ростовое зеркало. Жена настояла его оставить. И ладно, меньше возни, оно вмонтировано в стену. Вообще, зачем оно здесь? Больше неба? В зеркале я увижу высоченно-широченные витражные окна. Остальная площадь лофта занята книжными шкафами и полками. Жалко, конечно, закрывать красно-кирпичную крутизну.… Но книги всё равно круче.  

Вдруг я замечу на полу в зазеркалье какой-то тёмно-зелёный предмет. Повернусь. Во внезеркалье он тоже будет лежать на полу. Подойду и подниму… портфель. Не очень большой, плотно набитый. Похожий на кожаный, но не кожаный. Я пойму это, взяв его в руки. Да, не натуральная кожа. Какой-то хитрый мягкий пористый красивый кожзам.

Значит, портфель… Что ж… Килограмма на четыре потянет, не меньше. Закрыт на ремешок с медной пряжкой. Держа находку за удобную ручку, я приподниму клапан и гляну внутрь. Толстая пачка бумаги; на задней стенке – карман. Запустив в него руку, достану небольшую бумажку. Разверну. Текст печатали на старой пишущей машинке в проблемном состоянии. Язык… Почти русский. Но малопонятный. И правописание непривычное. Забегаю ещё вперёд: в этом издании я кое-что сохраню, – такие вещи сообщают книгам некоторую независимость от хронотопа. Текст будет такой: 

Хоть в этой книге и выдумано всё, кроме рассказчика и музыки, автор не несёт ответственности за взгляды и убеждения героев, поскольку сложились они задолго до его появления.

Отложив записку, я достану из портфеля рукопись. Желтоватые листы. То ли от времени, то ли просто такие. Тонкие. Но не просвечивают. Имя автора вверху страницы. Незнакомое. Что это вообще такое? Откуда? Полистаю рукопись, выхватывая фрагменты текста. Нет, не знаю… Не помню, чтобы я это писал… Или писал?.. А когда?.. Нет, не вспомню… Хотя, всякое могло быть… Портфеля такого не помню… Не пойму, откуда он мог свалиться. Судя по звуку, с большой высоты. Или нет? Лестница на второй этаж отсюда далеко. Со стеллажа? Некая чрезвычайно странная рукопись выпадает из книжной полки? Или дизайнер забыл? Или оставил в спешке монтажник? Надо всех опросить. Или такое падает из параллельной вселенной? Вот смех…  

Положив рукопись на письменный стол, я захочу разглядеть поднебесные деревянные потолочные балки. Здесь ведь до нас кто-то жил вроде бы. Могло там что-то лежать? Вряд ли. Хотя… Надо будет стремянку… Прикидываю, хватит ли нашей лестницы, чтобы подняться к самому потолку. Наверное хватит. Когда делали проект и заказывали ездящую вдоль книжных полок и стеллажей дубовую лестницу, я рассчитывал так, чтобы доставать книги с самого верха.  

Опять посмотрю в зеркало. На долю секунды мне почудится, что по стеклянной поверхности пробежала мелкая рябь, и моё изображение слегка раздвоилось. Глюк? Непредвиденная встреча… Скачок давления? Пытаюсь вспомнить, почему мне знакомо созвучие Серлас Берг… Бёрг… Бург… Человека с таким именем я не припомню. Память подводит?.. И тут я догадаюсь… [А позже, дойдя в финале до главы о себе, пойму окончательно. Почти].

На всякий случай для очистки совести [не совсем же уверен в догадке] я в ближайшие дни обзвоню всех, кто мог оставить рукопись. Никто не признается, они даже не поймут, о чём я вообще. Или кто-то сделает вид…

Понадобится много времени, чтобы превратить в книгу рукопись и напечатать большим тиражом. Работать с таким текстом будет непросто. Он… Ладно, не хочу повторяться. Остановлюсь на том, что работы будет — гора. Сейчас прям откровенно: до сих пор сомневаюсь, правильно ли я вообще поступлю… Но тогда я ещё слабовато буду соображать что творю.

Надо пояснить, почему такой подзаголовок: «записки снизошедшего». Дважды прочтя рукопись, я буду жить с незнакомым послевкусием и пытаться сформулировать, что случилось. В какой-то момент пойму. Автор книги [я или нет, неважно] показал устройство людского мира, о котором можно мечтать. В смысле, снизошёл до нас — ленивых, глупых и злобных? Да нет. Поделился. Подарил нам нечто идеальное [почти]. И достижимое [тоже почти]. Так что, не о снисходительности речь, не о высокомерии, — скорей о сошествии нового понимания. Возрадуемся снизошедшему. Типа. Короче, автор помог снизойти к нам особому знанию. Только поэтому так. Только поэтому. Как-то путано я всё формулирую. Но ничего. Дочитаешь книгу — и поймёшь всё. Или больше.

Но это потом уже… Или сейчас… А послезавтра я буду стоять перед зеркалом и туповато пялиться на своё отражение. Потом уловлю движение в зеркале, как бы впереди, но позади. Повернусь. И правда… Неизвестно откуда на свободной от вещей полянке пола появится Патрикей. Сядет, изящным движением обвив себя по полу хвостом. Внимательно посмотрит на меня. Прикроет-откроет глаза — плавно и одобрительно. Широко зевнёт, встанет. И уйдёт вразвалочку. Абсолютно как дома. Усмехнувшись, я сяду за письменный стол и начну читать рукопись. И не встану, пока не прочту до конца.

Вот тянет меня к гиперболам! Конечно нет. Я не просто встану, я буду жить новой жизнью. Работать, гулять, есть, спать. Буду долго читать. Иногда в одиночестве, иногда — вслух жене, будущему малышу и коту. Закончу — и сразу перечитаю. И возьмусь за работу. А получится у меня…

Чуть не забыл, да… «Эссериал». Слово. Неологизм, склеенный из «эссе» и «сериала». Структура записок [либретты — как определил текст на русский манер неустановленный автор] похожа на сериал, а фактура и стилистика «эпизодов» запросто может быть классифицирована как мало пока осмысленный литературный жанр эссе. Впрочем, настолько свободный, что из него — вот увидишь — вполне получился своего рода роман. Это честная книга. В ней нет хитрых литературно-наркотических приёмов. Потому осилить её взахлёб вряд ли выйдет. Но не волнуйся. Не спеши, полистай. Начни читать, когда почувствуешь истинное желание. Бери по два-три эпизода в день. Или проглоти за три дня и [или] три ночи. Или даже совсем не читай. Когда дойдёшь до конца, поймёшь, что всё это абсолютно не важно. И ещё. Важно понять главное: здесь ты совершенно свободен.


москва, 3223


Лев Аннинский

МАСШТАБЫ ДЛЯ ЖИВЫХ

экспозиция


"Томас Вулф тащит тачку…

Тачка полна машинописных страниц.

"Рукопись?"

"Это роман, – отвечает Вулф, как будто оправдываясь. – Макс Перкинс так и сказал. Но читать отказался, как и "Девочек Вивиан" Дарджера. Брэдбери начал, второй экземпляр. А этот тебе. Поможешь сократить немножко?"

"Немножко?.."

"Да. Во-первых, будет красиво. Во-вторых, будет точнее. Это сага о странностях и будущем нашего мира. Никакой фантастики, сплошной реализм. Разве что допущение о возможности смерти как всеобщего явления…"

Я "Книгу живых" читать не отказался. Хотя масштабы не меньшие.

Сотни страниц этого, своего рода, симфоромана-эссериала уложены в полторы сотни глав (они называются "эпизоды", и от этого роман напоминает сериал от какой-нибудь таинственной компании N**), участников в каждой главе иногда по несколько десятков. И никого не упустишь, имена все славные. Из российских корифеев: Гоголь, Пушкин, Лермонтов… Читатель легко продолжит: Достоевский, Толстой, Чехов… Гончаров (ещё не нашедший имени для родной обломовщины), Горький (обиженный на Ходасевича), двое Андреевых (которые не знают, что они отец и сын). Сотни великих имён, из разных эпох всечеловеческой истории, и "ещё несколько сотен тысяч интересных, значимых и любимых".

Серлас Бёрг такие перечни переживает как откровения. Что бы ни перечислялось: «Принесли нам саке, сякэ, темпуру, немного суши, сашими и роллов, сукияки, тонкацу, кацудон, никудсягу и разнообразные дайфукуумоти к чаю». Можно почувствовать в этом перечне нечто декоративное. Но ощущается – ритм реальности, в которой спасены строй и смысл.

Иногда, углубляясь в тексты любимых литераторов, Бёрг выдаёт свои точные оценки. Например, Крым у Аксёнова. Остров Крым… Лучшая его вещь, и у Бёрга оценена. Вскользь… А если кто помянут не вскользь, а по всей форме, то получается: "Микеланджело Лодовикович Леонардович Буонаротти…"

Русская манера сопровождать имена отчествами придаёт героям что-то архаично-царственное. Нерусские собеседники просят: "Нельзя ли без отчеств?" Повествователь отвечает: без отчеств не могу, Иоанн Хризостом Вольфганг Амадей Леопольдович.

Самого автора-рассказчика Серласа Вильгельмовича Бёрга собеседники именуют: Серёжа, Сергонито, Сергиус, Сергестус Виталиньевич, Серлас Вильямович, Сергиондиус, Сергиушек, Сергулькин, Рами, Гуша, Гуня, Срулик (уточнение: "Сруль – это моё имя так по-марсиански звучит")…

В чём смысл этого пестрения имён? В том, что ни одно не прочно. Ни рассказчика, ни тысяч его героев. Мировая история – уже не опыт хронологического, социального, классового, национального бытия, – а своеобразная амальгама, гигантская, всепланетная, всепокрывающая эпохи и народы. Живущие в ситуации таинственного вневременного Целого (в том числе и персонажи книг, родившиеся или ещё не родившиеся в воображении великих писателей), являются на встречи с повествователем – так, чтобы не нарушить непредсказуемости той чехарды, которую я называю амальгамой, а сам Бёрг склонен именовать клоунадой.

Клоунада Истории: Маяковский ворвался… Лев Толстой припаровозился… Шагал пришагал… Набоков впорхнул… Феллини приамаркордился… Мелвилл причалил… Гомер приодиссеился… Байрон вломился… Дюма примушкетёрился… Скотт прирыцарился… Уайлд придэндился… Хармс прифантасмагорился… С содроганием ждёшь появления Господа… И нагрянул! "При помощи Гипноса и его сына Морфея". То есть, усыпил повествователя. И тот во сне осваивал космос со странной "икорной" структурой.

Сервантес дописывает "Дон Кихота". Публикует потихоньку в "Нью-Йоркере". Ничего удивительного – времена расфиксированы.

Пушкин говорит: "Хочу роман сделать, в стихах. Был у меня добрый приятель, Женька Онегин, типичный представитель той моей прошлой жизни. Напишу – дам прочесть…" А закончив об Онегине, выдаёт: "Бродский – глыба! Поклон ему, как зайдёт…" Пушкин с Бродским общаются…

Призмеивается Киплинг: "Вчера в Твери был, у Афони Никитина. Он новый вояж затевает. На этот раз куда-то к центру Земли…" Когда Грибоедова назначили послом в Пояс астероидов, его ожидал подвиг: если бы он "не удержал их переговорами, наша эскадра не подоспела бы. Лангольеры и так сожрали половину Пояса и летели уж к Марсу…" Дела свои романные герой Бёрга исполняет с сюжетной точностью. Летит к Сатурну, выяснить, что там делается на его спутнике Энцеладе. Наводит порядок. И в душе своей порядок наводит – спасает любовь.

Не буду перечислять все хронологические кульбиты. Бёрг в них – как дома. Потому что Дом – везде. И всегда. Два верных робота у него (Первый и Второй), готовят угощение, чтоб собеседники не проголодались. Верные друзья Серласа Бёрга часто ведут себя как дети. И ещё один верный друг у него: кот Пушкин. При угрозе хозяину чувствует себя тигром. При появлении А.Пушкина запросто с ним беседует.

А вот новый собеседник: Никола Тесла приэфирился. "Свойства нашей туманности пока что туманны… Впрочем, не суть. Вчера заходили Архимед и Кулибин. Протеже своего привели, Левшу, молодого парнишку, самородка. Блох подковывает без микроскопа". Повествователь обомлел: "Николай Милутинович, вообще-то Левша – персонаж Лескова". Тесла посмотрел удивлённо: "И что? А выглядит живенько…"

И так же живенько выглядит Циолковский, объясняющий, что Солнечная система больше не находится там, где мы привыкли. Она теперь в созвездии Сетки за пятьдесят миллионов световых лет.

Ну а эпоха? Что думает автор о том, какая эпоха грядёт?.. Его ответы тревожны: "Что-то странное происходит, зыбкое что-то, зловещее…" – "Похоже, мир опять втягивают в глобальный конфликт…" – "Весь наш мир – Книга Песка. Зыбкая и текучая. Книга, которая не может быть окончена. Никогда". – "Конечно, ещё не конец. Но он скоро… конец известного нам мира".


--------------------------------

Главы романа в "Читальном зале":

https://reading-hall.ru/publication.php?id=32245&fbclid=IwAR0u1okFOKHmLz7wNIu9RirQGWV-TSzJ0JH5Iu...

---------------------------------

Новации в прозе. Определение жанра романа "Книга живых". Специфика персонажных категорий. Трансляция литературной лекции с примерами из романа на канале You Tube "КАССАНДРИОН". Анализ текста романа - Юрий Проскуряков

https://www.youtube.com/watch?v=fqqEuYcX3fM

---------------------------------

Web-версия нескольких глав

http://book-living.tilda.ws/

-------------------------------

Театрализованные чтения "Книги живых"

https://www.youtube.com/watch?v=CPBw5pltkqk

https://www.youtube.com/watch?v=2UiEt0q0i7A




Сергей Буртяк, 2018

Сертификат Поэзия.ру: серия 1666 № 138983 от 28.11.2018

3 | 15 | 1174 | 24.04.2024. 19:23:54

Произведение оценили (+): ["Екатерина Камаева", "Вячеслав Егиазаров"]

Произведение оценили (-): []


Вот выйду на пенсию, стану много читать. Прозов разных, к примеру, понимать стану и высказываться, А пока, кто я такой, чтобы не соглашаться с Львом Александровичем?
Был я когда-то молодой... Это ещё не всё высказывание...
Итак, был я когда-то молодой поэт, и знакомый критик позвал меня в Лит. учёбу на семинар Аннинского. Там говорили разные слова. Я запомнил одно, тогда по-видимому еще не общеупотребимое, потому что мэтр тоже его не знал. Румяный всезнайка, похожий на юного Быкова (а может, это он и был?) сказал: центон - это лоскутное одеяло. К чему это я... Ах да, наверное, твой роман лоскутный навеял...   ))

"Был я когда-то молодой" - отличное высказывание, кстати)) Представь книгу: триста страниц и только одна эта фраза в начале, остальные пустые. Концептуально)) Всезнайка Быков, кстати, мне в личной беседе кой-чего сказал насчет Книги живых, я тебе в личку шепну, а то скажут - хвастун. 
А серьезно - спасибо, Слава, ты уже сказал мне когда-то важные слова про сей мой труд, а теперь еще выдал: "лоскутный". Мне очень нравится. Во-первых, это красиво)) во-вторых, тепло и уютно. И если это так воспринимается, то я считаю, что задачу свою выполнил. Даже если до конца доберутся немногие)

Это да, почти все наши книги про то, что были мы когда-то
ого-го какими молодыми... ))

Да мы и щас еще иго-го!))

- живы будем, Сергунь, не помрём... :о)) - а чтиво занятное...

Спасибо, Иван Михалыч, я очень рад что нравится) Эх, и правда, пожить бы))
А книжка моя, как последнее время выясняется, уходя в плавание, все больше становится похожа на некий пухлый тест :)) Пока затрудняюсь определить, на что этот тест, но на что-то явно в мире исчезающее :))

Слав, а в чем ты не согласен с с Л.А.? Как-то я заболтал тему, забыл уточнить)

Ни в чем, Серёжа, совершенно...
это просто фигура речи... ))

Понял) Просто я-то кое с чем не согласен, подумал, вдруг и правда не я один))

Брав-ВО!!!   Брав-ВО, Серлас!!! Как хорошо, что я, наконец, отважился прочитать этот текст! Эту поэзию!!!
Всё объём прозаический отпугивал.  И мог пропустить прекрасную поэзию, единственную, кстати, на ленте.

"Большая круглая кнопка из некогда прозрачной красной пластмассы засветилась изнутри тлеющим угольком. Вверху загудело, привычно уютно, почти заурчало, как будто я слегка потревожил, или наоборот, оправдал ожидания огромного пушистого кота, дремлющего где-то на небе".
Здорово! Спасибо, Серёжа, и прости, что стал редко заходить. Трудный период и т.д.
Удачи тебе и роману!

Спасибо, Вячеслав Фараонович, время показывает, что, оказывается, нужно действительно много отваги, чтобы читать эту книжку, особенно до конца) Пока осилили немногие, я ведь не старался угодить читателю, писал так, как представлял себе именно такой идеальный вариант текст для конкретной истории, то есть, единственно возможный его вариант)
Я не обижаюсь, наоборот, молюсь по мере хилых силенок и держу кулаки, чтобы все было хорошо) Сам редко стал заглядывать. За пожелания роману - отдельное спасибо! Дай-то Бог! 

Да сбудется!
Всё будет абгемахт, Сергей!
Не сомневайся!!!
:)))

Не сомневаться? А как это? :)))

- а так, Сергунь, как это делает Фараоныч… :о)) - лыцарь без страха и упрёка...

Молча!
Чтобы не давать повода шавкам подтявкнуть!-:)))