Зимняя пастораль

                                   "Дай мне слово, что я умру у тебя на руках"
                                                          Михаил Булгаков жене Елене

-Давай, я тебя нарисую на синем вечернем снегу,
плывущую морем, такую, какую представить смогу.
-Поникшие гроздья азалий и пляж как запущенный рай –
совсем не похоже, - сказала, добавив: 
сейчас же стирай!

Им всё равно – утро смурное, картонного века разлом,
пока эти глупые двое не знают что будет потом,
пока на холсте его краски её обнимают дугой,
пока она строит гримаски: 
-Какой ты смешной, дорогой.

Они открывают, наверно, в неведомо тысячный раз
свои измеренья вселенной, что есть у любого из нас,
и звёзды горячие тают в ладонях, и время –
песком,
пока эти двое за ручку по травке идут босиком. 

Цветную тропинку не видно на их территории грёз.
-Уймись, не мешай, Маргарита! 
- О Мастер, ты это всерьёз?
И ведьмины космы – по ветру, и Рита, искусство кляня,
на шабаш летит за ответом: «Он больше не любит меня!?»

Что краски ложатся, что фразы –
тут разницы нет никакой –
Он пишет роман свой в экстазе иль кисть у него под рукой – 
есть двое в потоках энергий, что сгустки миров создают,
и точка отсчета, в которой таинственный веет уют.

Откуда идёт притяженье, и что поднимает в полёт,
и что управляет движеньем 
и держит бескрылый народ,
и что заставляет вернуться к лампадке на скромный шесток,
под вихри каких революций в не кем-то назначенный срок?

-Ты видишь, я мою посуду, и кофе варю поутру –
клянусь, что я больше не буду брать ведьмину в руки метлу!
-Как мило…
 И двое, воркуя, в заснеженном тают кругу.
- Давай, я тебя нарисую на синем вечернем снегу…