Бугаёвский детектив

В далёкие доперестроечные годы во время трудового семестра студентов отправляли в колхозы наполнять скудеющие «закрома родины».
 В этот раз наш инязовский десант высадился в деревне «Бугаёвка». Поселили нас в ветхой избушке. В одной комнатке – мальчики-переводчики, в другой – мы, студентки педагогического отделения. Бытовые неудобства были во дворе, там же и кухня-столовая.

В те времена в Китае бушевала культурная революция. Интеллигенцию высылали в деревни для трудового перевоспитания (Улавливаете аналогию?). Ошалевшие банды хунвейбинов заставляли владельцев лавок и точек общепита менять свои вывески на ультрареволюционные. Вот и мы водрузили на двери столовой вывеску: "Антиимпериалистический кафетерий", написанную сверху вниз стилизованными под иероглифы буквами. Но провисела она недолго. Макарыч, вездесущий «деревенский детектив» вырос, как из под земли, и огорошил нас вопросом: «Хто дозволил самочинно присвоить званию?». Пришлось «самочинную званию» убрать. Под недреманным оком блюстителя порядка сменяли друг друга всё новые изыски: «Революционная таверна», «Краснозвёздная харчевня»,
«Кафешантан коммунистического быта». Доведённый до белого каления Макарыч настучал Полине Ароновне, нашей «наставнице».

Будучи дочерью народа книги, Полина Ароновна искупала свой «первородный грех» длительным пребыванием в рядах КПСС, общественной активностью и воспитанием студентов в строгом соответствии со спущенными директивами.

После промывания мозгов нам пришлось уйти в подполье. И решили мы повесить в общежитии стенгазету. Название выбрали политически нейтральное
 и учитывающее топонимику: «Молодой Бугай». И всё бы ничего, но тут в еврейской голове переводчика Вовы Бриллера (Ох, уж эти еврейские буйные головушки!) созрела крамольная идея – написать девиз : «Бугаи всех стран, совокупляйтесь!», который прошёл на ура. Все бурно веселились. Все кроме меня. Я предупреждала, что если этот пассаж попадётся на глаза проверяющим, то последствия будут тяжёлыми. Но моим увещеваниям не вняли, а зря!

От бытописания перейду к трудовым будням. На планёрке председатель колхоза поведал нам о том, что кукуруза бывает материнской (початки) и отцовской (метёлки). Наша задача состояла в селекции отпрысков «королевы полей» по половому признаку.
И вот, сидим мы на току, на вершине кукурузной горы и переводчик Вадик с подходящей для этого дела фамилией Кидайло бросает в две разные кучки початки и метёлки, обозначая их гендерную принадлежность непечатными словами. Вдруг, откуда ни возьмись, несётся к нам разъярённая Полина Ароновна и, не успев отдышаться, орёт:
« Капланская, это вы, вы!».
 (Капланская – это моя девичья фамилия. Из-за неё все детские и школьные годы мне приписывали убийство вождя мирового пролетариата.
Помнится,вся группа детского сада дружно скандировала: "Капланка Ленина убила".

Однако, вернёмся к другому ложному обвинению. Наша "идейная наставница"
была абсолютно уверена, что именно я являюсь автором пресловутого девиза, так как якобы распознала мою творческую манеру. Как я и опасалась, стенгазета была обнаружена в ходе рейда по проверке санитарного состояния общежития. Макарыч сорвал её со стены и грозился отвезти в райком в качестве вещественного доказательства нашей антипартийной деятельности. Можете себе представить, какие угрозы (отнюдь не призрачные) посыпались на мою бедную голову.

 Самым обидным было то, что у меня ещё в детстве выработался стойкий иммунитет к желанию пародировать сакральные прокоммунистические тексты. После того, как во втором классе на уроке пения я горланила: «В бой роковой мы вступили с РОгами» в моём дневнике появилась запись : «Сочиняет и поёт антипартийные песни», за что дома мне здорово досталось.
 
Хоть убедить перепуганную насмерть Полину Ароновну в моей непричастности не удавалось, она стала допытываться: «Если не вы, то кто?», поскольку явных улик против меня не было. Я молчала, как партизан.

Всё говорило о том, что настал час расплаты за наше бездумное зубоскальство и выпала Макарычу из колоды судьбы «дальняя дорога в казённый дом» - райком партии.

 Но переводчики Петя и Костя, более опытные и смекалистые, уже отслужившие в армии,протоптали тропинку к сердцу политически гиперактивного бугаёвского милиционера через сельпо, где прихватили две бутылки водки и шмат сала. Сообразив на троих, наши спасители пришли с ним к консенсусу. Ребята пообещали следить, чтоб молодёжь не озорничала, а Макарыч  
порвал «улику» и отказался от поездки в райком, к огромному облегчению всех нас и особенно дрожавшей за свой партбилет Полины Ароновны. И мы с лёгким сердцем продолжали засыпать разнополую кукурузу в «закрома родины».