Надоело смотреть мне на то, как

гибнут дни от тоски и труда:

унесусь, словно листик в потоках

дождевых, неизвестно куда.

В небесах те потоки гуляли

да и с ними же встретятся впредь,

лёгким облаком снова, не я ли

проплыву, чтоб на вас посмотреть?

И не я ли зависну над портом,

перед тем, как отправиться вдаль,

где в пальтишке худом и потёртом

я ловил прямо с пирса кефаль.

Будут стройно стоять кипарисы,

будет смята наутро кровать,

и, Елен соблазняя, Парисы

будут родиной вновь рисковать.

Вновь  прильнёт с поцелуем Иуда,

вновь Учителя ёкнет душа,

и влюблённость мы снова от блуда

отличить не сумеем, спеша.

Но нахлынет любовь в искупленье

всех грехов, коих тёмная рать:

сфер космических чистое пенье

будет душу и сердце ласкать.

И с упорством сизифовым буду

бремя жизни толкать на подъём,

оговоров людских барракуду

загарпунив подводным ружьём.

В мире всё повторяется этом

и порядок такой не избыть:

если был на земле я поэтом,

то смогу я и облаком быть.

Буду долго смотреть я на то, как

в даль морскую уходят суда

и несётся в бурлящих потоках

некий листик, не зная куда…