Заправить пеньку в оцинкованный коуш,

Отметить, что солнце уже не палит…

Смерть входит без стука.

Хозяйка.

Чего уж…

А я не готов хоть помыт и побрит.

Побрит, но не брит, не латыш, не пшеклентый,

Советский российский,

Пропахший костром,

Живущий землей не арендной, не рентной,

А честной, добытой тяжелым трудом.

Не молод уже, но в порядке и в силе,

И эта хозяйка пока не моя…

Гудели комбайны и псы голосили,

И тучи белесой кривые края

Висели над полем как рваные свитки,

Где всякое слово старо и мудро…

Мычали коровы, скрипели калитки,

И ворот скрипел, и гремело ведро;

Дрожала пенька, и хрустальная влага

Плескалась и падала вниз тяжело…

Домашних гусей за ватагой ватага

С пшеничных полей возвращалась в село.

И я понимал, что и солнце, и гуси,

И красная жатка, и колос литой,

И в небе осеннем высокие гусли

Над славной отчизной, до боли простой,

Во мне будут жить до последнего часа,

И где-нибудь в самой забытой дыре

Я вспомню, как я этим всем облучался

И буду спокоен на горьком одре.

2147