Песни воды(Песнь VIII)

В буруне штормовом - моя сила не спящая!
В брызгах, ветре она есть ярость бодрящая,
что с курса - то шлюп, то плоты, то фрегат
собьёт и сносит к землям огненно-горным,
чтобы ширился взор, открывался дозорным
на мачтах – день последнего гнева, и ряд

светильников красных в небе полуночном.
С башни каменной, со столпов, и в речном
течении видят их те, кто дробящий всё вал
принимает как есть, и с его зёвом ревущим,
и шипеньем пены, хрипом в недра зовущим,
с крошевом льдов, где точит бивень нарвал.

Видят в рухнувших статуях, видят в колотом
мраморе, что с постаментов, когда молотом
кованным, с рукоятью короткой, примет удар,
рассыпается, облака белой и мелкою пылью
полоня так, что лишь саранчой с кошенилью,
без кармина, ветер остов штрихует, и радар

разящий с мест, что зовут при них будущим,
прошивая лучом, как мечом, тучи рушащим,
не находит их в сгустке времён, и барельеф
с капителью – нащупает рядом с дышащим
глухо – кашалотом, угрём и не слышащим
никого – скатом, и лишь сверху рыкает лев

и слон протрубит, как прощание стозёвное.
Мрамор мной погребён, когда он в тёмное
время суток не светит, и мука даже творцу
из него не нужна, чтобы его пение вышнее
оставить в прожилках, отсекая всё лишнее.
И если лепнину он, как пристрой ко дворцу,

добавляет на торс, стопоря все движения…
Я же знаю, что гибельной пене рождение
дано начинать, как зерну; и рожь, и трава
вновь взойдут, мной продолжив венчание.
Только мёртвые смоет волна окончания
прилагательных, сохранив корневые слова.

Я их все сберегу. И во тьме остывающей,
где холодом слог поверяю ветшающий,
и на гребне, лишь коснётся язык альвеол,
где звуком, как и отблеском солнечным,
да зажгутся союзы, чтоб и в заоблачном
горнем мире стёк в озябшее горло глагол!

И тогда, обжигая зёво, он его в певчее
обратит, и гортанная речь, что легче и
прозрачнее воздуха, с жужжаньем осы
и хлопаньем крыл орланов взлетающих,
да сольётся, хоть в снежинках нетающих
остаётся лицо и над ним замирают Весы

в Зодиаке и, тем самым, даря равновесие
пустыне под ним, степям, редколесью и
тайге, где стук чёрного дятла и кедра шум,
в ритме ветра,- вторят биеньям сердечным,
чтобы пением красного щура беспечным,
начинать новый день, и с ним сметь наобум

искать себе начертанье единственно верное,
ввысь толкая ствол, полня клейкие вербные
почки - белым пухом, и плавя наст ледяной.
В апреле на матч собирая команды дворовые,
зажигая костры рыбаков, певчих в хоры и
в нефы – пастухов призывая, словно домой.

И в них во всех, а не в пустотах зияющих,
(знаком пыльных вещей в них ветшающих)
ставит слово тот, кто мог видеть насквозь
путь от мёрзлых озёр, где покрытые инеем
головы - пощады не ждут, до верхней линии
лепестков розы огнистой, что вверх и врозь

разводит тех, кто и в прошлом, и в будущем
равно с нею - един, и поэтому ни рубищем,
ни лавром - не смущён, и к ураганам готов.
Им я гибель дарила, как весть о бессмертии.
Им аккорд мой последний, чтобы в соцветии
тихом своём помнили: и всплеск мой, и зов.

7 апреля 2018 г.

Константин Латыфич, 2018

Сертификат Поэзия.ру: серия 1376 № 133689 от 11.04.2018

1 | 2 | 967 | 24.04.2024. 18:50:25

Произведение оценили (+): ["Настя Доброта.", "Модератор"]

Произведение оценили (-): ["Вячеслав Егиазаров"]