Ялтинской весны волна захлестнула Крым и дали,

бриз гуляет в переулках, пахнет морем, чуть горчит,

полуночная луна наподобие медали

так блестит, что небосвод, словно франт, слегка форсит.

 

Полнолуние. Апрель. Под балконом бродят кошки.

Абрикосы с алычою облетают в тьме густой.

Я кидаю голубям на рассвете хлеба крошки,

воробьи же тут как тут, суетятся меж кустов.

 

Отрыдали журавли, откричали гуси в небе,

перспектива лучшей жизни стала явственно видна;

на озёрах Могаби появился первый лебедь,

через день уже их пара, через два – ещё одна.

 

Вся в листве уже сирень в палисаднике у дома,

как сказал большой поэт: «Надо сарафаны шить!».

Если радостно душе – это каждому знакомо! –

в ней рождаются стихи, их ничем не заглушить.

 

Скоро Пасха! Скоро Май! Скоро сбудутся надежды!

Скоро ласточки вернутся! Опьянит стрижей полёт!

Это здорово приятно, каждый день слоняться между

замечательным прошедшим и меж тем, что завтра ждёт!

 

Грусть  на лицах у девчат появляется всё реже.

Друг звонит из Балаклавы, всё зовёт на Фиолент!

Ялтинской весны волна захлестнула побережье,

через горную гряду ринулась на континент.

 

И уже не удержать звонкий бег её, журчащий,

и о слякотной зиме вспоминать нам недосуг:

вербы веточки несут из облитой солнцем чащи

две девчонки, а Дружок с лаем носится вокруг…

 

01-04-2018

 

КОНДУКТОР,   НЕ   СЕРЧАЙ!

Качаются каштаны,

ввысь рвутся тополя,

отмаялась в туманах

апрельская земля.

 

В конце бульвара – море,

к нему – в заборе лаз,

цинично на заборе

косит ворона глаз.

 

Смотри, в конце квартала

из школьного двора

рыбёшками из трала

несётся детвора.

 

Я забегу в троллейбус

за строчкой в новый стих,

отгадывая ребус

пейзажей дорогих.

 

Я два кольца проеду

(кондуктор, не серчай!),

чтобы с тобой к обеду

столкнуться невзначай.

 

Уже цветут черешни!

Их запахи лови!

Наверно, климат здешний

замешан на любви.

 

Наверно, я с тобою

давно вдвоём в душе,

а небо – голубое –

и майское уже…

 

ТОПОЛИНЫЙ   ПУХ ЛЕТИТ

                                     

Тополиный пух летит, с ним играет лапкой Мурка,

на плечах кариатид трескается штукатурка.

Возраст дома – третий век, он почти дошёл до точки,

очень старый человек за столом сидит в тенёчке.

Ничего уже не ждёт, вспоминает что-то, шепчет,

для него и этот год пуст и тёмен, как прошедший.

Облетает цвет с ветвей

двух акаций по-за школой,

Мурка ловит пух, он ей

снегом кажется весёлым.

Не понять ей, что в саду благолепном, добрым вроде,

просто так вот, на виду, жизнь из жизни прочь уходит.

Время близится к концу, к воробью крадётся кошка,

но пчела несёт пыльцу на животике и ножках,

смех взлетает, кружит крик то ли пляжников, то ль чаек;

за столом сидит старик,

ничего не замечает…