Ян Куровицки. Причуды прозы жизни, и др.

 

Ян Куровицки

(1943-2017)

Причуды прозы жизни

 

Давным-давно, когда считалось, что правда

всегда побеждает,

ревнители шли с ней к людям, на виселицу или

ставили ей алтари.

После них осталось

несколько неплохих книг, которым

г-н Б. подарил   чудесную силу.

Стоило  коснуться

любой страницей смертельной раны,

и случалось исцеление.

Когда она оказывалась на груди,

нестрашными становились стрелы и пули.

Благословенные результаты также давали цитаты,

даже в устах неграмотного.

По правде, которая всегда побеждает,

коровы телились, и бабы порожними не гуляли,

расцветало жито.

Сорняки в нём росли исключительно

вверх корнями.

Но г-ну Б. наскучила литература,

и хотя старые книги по-прежнему читаются

и вера в их чудесную силу длится,

появилась тем не менее другая странная байка:

мол, есть такие , что упрямо верят, что после ночи

наступает день, хлеб утоляет голод, вода -

жажду,

что нет, не было и не будет иначе, а

ярые ревнители правды, которая всегда

побеждает,

ещё тлеют в сказках для детей,

чтобы злокачественный рак иронии не вытравил

их обетований.

 

 

 

Похвала пьянству

 

В «Paris Spleen» Бодлера

я читаю

о прохожем, который на вопрос который час,

смотрит в глаза коту и говорит:

- час пьянства. И добавляет:

Надо быть пьяным всё равно чем:

вином, поэзией, любовью.

Речь только о том, чтобы быть пьяным.

Пьяным всегда. Глубокой ночью и  днём.

Поэтому и я смотрю в глаза коту,

выхожу из дома и захлопываю дверь

за собой.

Я распрямляю кости.

Я не думаю о том, что было, есть, будет.

Я пью, пока земля не сбросит меня с себя.

И вот, без причины, стихотворение, чистое как спирт,

возносится прямо

к небу.

 Я догоняю и выпиваю его .

Тост.

Я пью за то, что напьюсь. За то, что  проснусь

завтра

с пересохшим языком.

Я пью за женщин, которых я любил, и за тех,

переплывающих

с моей любовью от постели к постели.

Также за всех, что хотели пить  со мной,

обещая

на эту ночь вечную любовь.

Но прежде всего я пью за то, что напиваюсь.

И восходит в моем сердце звезда, пустая, как

язык.

Потому что в этом мире нет вещи,

дела,

Которое было бы  концом, а  не началом

желания, ибо всё

длится в вечной незавершенности.

Поэтому я пью за незавершенность устроения

справедливости,

за спасение, за шедевры, за мою жизнь, тоже

незавершенную;

за знание , которое дает пол, когда остальное остаётся

в несытости;

за то дерево за окном , что не пережило лета

и в полноте

не познает осени .

И, наконец, я пью

за каждый очередной глоток.

Эхо  неисполнения

говорит, что когда женщина умирает,

мужчина беспомощен перед

криком вещей.

А когда он уходит в смерть,

она нема в отсутствие предмета заботы.

Говорящие молчат об их жизни, как будто

это зрелище замыкает им рты.

Крик вещей или набухшие тоской минуты

суть всего лишь эхо

общего для всех неисполнения.

В беспомощности плачется тишина, как

чистая форма длительности.

Молча расправляет им  руки

и слёзной росой

выпадает.

 

Шёпот пани смерти

 

Я держусь при тебе,

чтобы ты не держался за себя

и всего, что и есть ты:

твоих сомнений, важных дел,

препятствий и намерений.

Они и ты – это  единство.

Поэтому, когда я погашу тебя,

и они перестанут тлеть беспокойством,

нежеланием, радостью, или злостью,

 оцепенеют в природе.

Разве у камня есть какие-либо вопросы

и у срезанного ногтя ?

Есть ли дела у минералов?

У цветов радуги?

У ветра?

Когда же меня с тобою нет,

и только зрачки твои расширяются

при вести о моем возможном присутствии,

прими дистанцию, которой

я тебя одаряю,

и обернись ей, как банным полотенцем.

Не дрожи перед слепым духом судьбы.

Не  от меня убегай,

но от себя.

Настоящее.

Я раскрываю дверь на лестницу;

Я раскрываю дверь в своё жилище;

Я раскрываю губы к моей любви;

Мир замкнулся.

 

Jan Kurowicki

(1943-2017)

Kaprysy prozy życia

Dawno temu, kiedy wierzono, że prawda 

Zawsze zwycięża, 

Żarliwi szli z nią w lud, na szubienice lub 

Wznosili jej ołtarze. 

Zostało po nich 

Kilka całkiem niezłych książek, a 

Pan B. obdarzał je cudowną mocą.

Podobno wystarczało dotknąć 

Byle jaką stronnicą śmiertelnej rany, 

A było się uzdrowionym. 

Gdy się znalazła na piersi,

Niestraszne stawały się strzały i kule. 

Błogosławione skutki czynił też cytat, 

Nawet w ustach analfabety. 

W prawdzie, która zawsze zwycięża, 

Cieliły się krowy i baby nie puszczały się; 

Rozkwitało zboże. 

Chwasty rosły w nim tylko 

Korzeniami do góry. 

Ale panu B. znudziła się literatura, 

Choć dawne książki są wciąż czytane

I wiara w ich cudowną moc trwa. 

Pojawiła się jednak inna dziwna bajka: 

Oto są tacy co uparcie wierzą, że po nocy 

Nastaje dzień, chleb zaspokaja głód, woda 

pragnienie; 

Że nie ma, nie było i nie będzie nic więcej, zaś

Żarliwi nosiciele prawdy, która zawsze 

zwycięża, 

Dogorywają w baśniach dla dzieci. 

Aby złośliwy rak ironii nie rozkładał 

Ich ofiary.

 

Pochwała pijaństwa

W „Paryskim Spleenie” Ch. Baudelairea 

czytam 

O przechodniu, który, zapytany o godzinę, 

Patrzy w oczy kota i mówi: 

Jest godzina pijaństwa. Dodaje też:

Powinniśmy być pijani, obojętnie czym: 

Winem, poezją, miłością. 

Chodzi tylko o to, by być pijanym. 

Zawsze pijanym. W głęboką noc i za dnia. 

Patrzę więc i ja w oczy kota, 

Wychodzę z domu i zatrzaskuję drzwi za 

sobą. 

Rozprostowuję kości. 

Nie myślę o tym, co było, jest, będzie.

Piję, aż ziemia strąca mnie z siebie. 

I oto, bez powodu, wiersz, czysty jak spirytus, 

Wznosi się wprost 

Do nieba.

Gonię go i wypijam do cna. 

Toast

Piję za to, że się upiję. Za to, że jutro obudzę 

się 

Z brakiem śliny na języku.

Piję za kobiety które kochałem i za te 

przepływające 

Z moją miłością z łóżka do łóżka. 

Także za wszystkie, co chciały pić ze mną, 

obiecując 

Tej nocy wieczną miłość. 

Ale przede wszystkim piję za to że się upiję. 

I wschodzi w moim sercu gwiazda, pusta jak 

język.

Nie ma bowiem na tym świecie rzeczy, 

sprawy, 

Która nie końcem jest, lecz początkiem 

pragnienia, bo 

W wiecznym trwa niedokończeniu.

Piję więc za niedokończone ustroje 

sprawiedliwości, 

Za zbawienie, za arcydzieła, za moje życie też 

niedokończone; 

Za wiedzę, która daje pół, gdy reszta trwa 

w niedosycie;

Za to drzewo za oknem, co lata nie przeżyło, 

i w pełni

Nie dozna jesieni.

I wreszcie piję

Za wszystkie kolejne kieliszki.

Echo niespełnienia

Mówią, że gdy umiera kobieta, 

Mężczyzna bezradnieje wobec 

Zgiełku rzeczy.

A gdy on zachodzi w śmierć,

Jest niema w braku przedmiotu troski.

Mówiący milczą o ich życiu, jakby 

Widok ten zatykał im gardła.

Zgiełk rzeczy czy opuchłe troską chwile 

Są ledwie echem 

Wspólnego wszystkim niespełnienia.

W bezradności skwierczy cisza, jako 

Czysta forma trwania.

Niemo rozkłada im ręce

I się łzawo 

Skrapla.

 

Szept p. Śmierci

Trwam przy tobie, 

Abyś nie trzymał się samego siebie.

I wszystkiego, co jest tobą: 

Twych rozterek, spraw ważnych, 

Przeszkód i zamiarów. 

One i ty to jedno. 

Kiedy więc zgaszę ciebie 

I one przestaną tlić się niepokojem, 

Zniechęceniem, radością, czy złem. 

Zobojętnieją w naturę.

Bo czy kamień ma jakieś sprawy 

i odcięty paznokieć?

Czy są sprawy minerałów? 

Kolorów tęczy? 

Powietrza?

Kiedy mnie więc z tobą nie ma, 

I tylko źrenice twoje rozszerzają się

Na wieść o możliwej mej obecności, 

Przyjmij dystans, którym 

Cię obdarzam. 

I otul się nim jak ręcznikiem po kąpieli.

Nie drżyj przed ślepą zawartością losu.

Nie ode mnie się odsuń,

Lecz od siebie.

Obecność

Otwieram drzwi na klatkę schodową;

Otwieram drzwi do mojego mieszkania;

Otwieram usta do mojej miłości;

Świat się zamknął.

 

 

 

 

Лев Бондаревский, поэтический перевод, 2018

Сертификат Поэзия.ру: серия 239 № 133455 от 31.03.2018

2 | 0 | 906 | 20.04.2024. 03:37:13

Произведение оценили (+): ["Владимир Корман", "Нина Есипенко (Флейта Бутугычаг) °"]

Произведение оценили (-): []