Ханс Магнус Энценсбергер, Художник времен года

 

Бедные народы, которым известно что-то только одно, вечная мерзлота или джунгли. Другим приходится делить свою жизнь между двумя, сезоном дождей или засухой. Большинство довольствуются тремя. Мы, избалованные существа, нам позволено из года в год дышать всеми четырьмя ветрами!

 

Кто знает, кому мы обязаны этой драматургией? Мы зябнем, мы ищем защиты от зноя в крытой галерее, мы надеваем меховую шапку или солнечные очки – почему собственно? Эллиптическая орбита, эклиптика, прецессия, перигелий, деклинация – сплошные иностранные слова, которые нас, неучей мало трогают, не то что изморозь, первый натиск урагана, запах земляники, дым огня в камине. Коперник в аттестате зрелости, Кеплер в голове, но наши чувства – сколько же их на самом деле? пять? семь? девять? – они об этом ничего не желают знать.

 

Времена года это что-то для живописцев. Акварель в небе, отражающаяся в зеркале вод. Глинистые, меловые, землистые, водянистые, масляные, пламенные, текучие краски, все на одном небольшом полотне, на тонком куске материи.

Почему многие картины втиснуты в раму? Потому что то, что они изображают, они никак не могут вместить.

 

Художник времен года. То, что невозможно нарисовать, он рисует с особой охотой: снег – так много мазков кисти никто нанести не может – ;облака – они уже далеко уплыли – ; туман – он уже поглотил всю картину – ; ветер, который был невидим, пока он его написал.

 

Художник времен года ничего не чувствует, не слышит, не осязает, когда он смотрит на них. Потом он весь обращается в зрение. Когда они их рисует, он уже больше на них не смотрит. Он рисует их все по памяти, даже самые мимолетные, которые длятся не более одной минуты.

 

И тот, кто подобно нам, не умеет рисовать, имеет глаза. И кто закрывает глаза, вовсе не слеп. Хотя он не видит раннюю весну, но он может ее осязать; если он навострит уши, он услышит приход зимы; кончиком языка он узнает вишневый вкус июня; бабье лето он ощущает кожей и волосами; последнее октябрьское солнце задевает его бегло, как женщина. Электрическая щекотка, погодная зависимость, страх высоты, солнечный удар, мерзнущий кончик носа: пяти органов чувств не хватает, чтобы охватить целый год.

 

Весна: Импульсивный зеленый запах на балконе. Унылые шлейфы навоза на голых полях. Маленькие пропеллеры клена, что-то клейкое в воздухе. Трепет крыльев диких гусей во время любовных игр на озере. Острый запах моющих средств на лестничной клетке перед Пасхой. Тягучее ожидание сигнала к взрыву почек в парке. Снова появляются лошади. На голых ветвях плакучей ивы красноватый налет. На печальных детских площадках оживают детские качели. Там, где лежал лед, блестят в вечернем свете неглубокие лужи.

 

Лето: Струйки песка между пальцами ног. Что-то огромное белое беззвучно и быстро вздымается в чистую синеву. Сенная лихорадка. Зато свежие огурцы. Вдали кваканье лягушек. Смолистый аромат в скользящем зное, и затем холодный душ. Озадаченные коровы: повсюду каркающие сообщения о пробках. Аромат тени под платаном. Если бы только не было ос! Внезапный прорыв в облаках – барабанная дробь лопающих пузырей по жестяной гофрированной крыше. Пивной спертый дух над грохотом летних празднеств. Созревший ячмень, уже пахнущий солодом. Легче всех сейчас живется стрекозам.

 

Осень: Едкий запах горящей картофельной ботвы. Что-то почти металлическое в воздухе при свете молний. Сладковатая гниль падалицы плодов на обочине шоссе. Побледневшая радуга. Последний косарь газона завывает на заднем дворе. Стук каштанов по каменной мостовой. На горизонте косые полосы дождя, сернистый свет. Черные оравы орущих ворон. Жесткий коричневая листва чистит мокрую кожу ботинок.

 

Зима: Он пахнет белым, белый снег, это так, но чем все же? Он пахнет ничем, только самим собой. Как необычная, очень сыпучая соль? Что-то меховое щекочет кожу. В пешеходной зоне запах каштанов, и апельсины тут как тут. Завернутые в вату шорохи цивилизации. Сонные воскресенья. Прежде, когда еще были ледяные цветы – нынче только пощелкивание в трубах отопления. На ресницах медленно тают снежинки. Белое дыхание. Что-то мягкое, красное, жаркое капает на скатерть. В гололед лязгающие грязезащитные крылья грузовиков. По временам южный ветер в коре головного мозга и легкий скрип коньков на пруду.

 

Вечером мы оставляем его в одиночестве перед своим полотном, художника. Перед засыпанием являются нам другие краски, пурпур среди зимы, сияющий лед глетчера в августе. Все времена года вместе, кто знает, сколько их всего, и все они тянутся мимо под сомкнутыми веками.

�