Адольфу З.

Ценю твой "ОДОБРЯМС!", твой честный взгляд на вещи,
достаточно всего, что в нас вселяет грусть,
но слышу иногда души я голос вещий,
и я ему перечить не берусь.

Предписывает он со злом бороться словом,
предателей клеймить и бдительными быть,
и я тогда пишу о наболевшем снова,
хоть слово я давал себе о том забыть.

Ты мягче, ты другой, тебе сей груз неведом,
ты прав, когда дерьмо в свой не пускаешь дом,
пригубишь ты винца, укрывшись тёплым пледом,
и, веки опустив, не помнишь о плохом.

Мне хуже, я иной,   мой стих – исповедальный,
живу, как все живут, средь радостей и бед.
Я знаю, что людей нет в мире идеальных,
люблю их я, как ты, но не подонков, нет.

Поэтому мой стих порой жесток предельно,
порою желчен он, язвителен, сердит,
тем более, зима со слякотью метельной
спускается к нам с гор, что нас не веселит.

И море в эти дни штормит, о буны бьётся,
швыряет сейнера, что в порт спешат, держись! -
жизнь, что ни говори, а далеко не мёд вся,
но все стихи мои отображают жизнь.

Они, стихи мои, воспитаны так мною,
я через них смотрю, как сквозь прицел ружья;
поэтому я в них, заметь, совсем не ною,
а говорю как есть, как вижу это я.