Воспоминание о Серебряном Веке

Пролог

 

А у меня и нет воспоминаний. Какая реальная жизнь, какие настроения и обстоятельства порождали такое стихосложение? Ничего этого просто нет. Между мной и Серебряным Веком – только тени и маски, и из мыслимых жанров – только гротеск.

Если вы возьметесь рассуждать о поэзии всерьез, то у вас получится не стройная философия, а стихотворение в прозе. Иначе вы не скажете ничего содержательного.

Итак, с начала. Только тени и маски.

 

Хорошо известно, что сопоставизм в мировой литературе обычно трактуется либо как пятнистый, либо как травоядный. Меня в данном рассмотрении специфически интересует ассоциативный сопоставизм. Его эмпирический, точнее, эмпириокритический характер всегда был предметом бурной дискуссии, но для полноты изложения я должен включить это определение в термин. Поэтому: ассоциативный эмпириосопоставизм. Простите, но мне придется настаивать.

 

Ведущая: Я всю ночь готовилась к нашей встрече. Я прочитала все, что нашла, об эмпириокритицизме и современном ассоциативизме. Я волновалась и всю ночь не спала! Откуда вы взяли этот сопо... как это вы сказали? Что за чушь собачью вы городите?

Я: Вы правы! Как давно я искал эти точные слова! Чушь собачья.

Ведущая: Интересно. Продолжайте, пожалуйста.

 

Предмет поэзии непознаваем.

Сто семьдесят лет назад Эдгар Алан По написал рассказ, сейчас уже забытый, в котором была легенда, уже тогда забытая. Я интерпретирую его так:

Герой заманивает соперника к себе в замок и говорит ему:

— А у меня есть для вас такое, что вы никогда не испытывали!

И соперник отвечает ему с насмешкой:

— Вам должно быть известно, что на свете нет ничего, что я никогда не испытывал!

И герой говорит ему:

— А у меня есть для вас — …

— Что?

— Бочонок амонтильядо!

И тогда соперник, забыв обо всем, сам идет в западню, повторяя во весь голос:

— Амонтильядо!

Амонтильядо — это всего лишь сорт испанского хереса. Зайдите в большой магазин и спросите, вам дадут. В недрах Испании есть виноградник, который уже триста лет штампует свою этикетку — не подозревая, возможно, что давным-давно стал важнейшим символом мировой поэзии. Нынешняя этикетка гордо гласит: Amontillado, medium dry.

Амонтильядо — это иллюзия. У героя Эдгара По нет никакого вина. Он обманывает соперника, и тот идет на смерть просто из-за прелестного сочетания звуков.

Предмет поэзии – это иллюзия. Это то, чего нет.

 

Следователь: Херес?

Я: Да. Херес.

Следователь (после паузы): Я вам не верю.

Я: Простите. Не херес, конечно, а имя хереса. Имя розы чуть не погубило всю Европу. А тут, кажется, только один потерпевший.

Следователь (после паузы): Знаете что, уважаемый. У вас не то что состава, у вас даже события нет.

 

 

Этюд 1

 

Мое любимое занятие – по ходу дела накачивать ритм. Для этого достаточно поиграть с периодами ритма и размера. Шестистопный ямб к этому очень располагает. Чем короче период, тем сильнее ритм.

 

Меж дивных берегов река нас уносила

На ветхом плотике, что ты соорудила

Из оправдания, соблазна и стыда.

Кишела тварями горячая вода,

Мы миновали суеверья, и приметы,

И злые помыслы, и добpые советы,

Крадучись берегом, преследовали нас,

Когда, любя, кляня, грозя не раз,

В слепом влечении, в сомнении жестоком,

В признаньи невпопад и в ласке ненароком,

Тебя со мной вдвоем, и прочий свой улов,

Все в воду павшее, от листьев до стволов,

Подхваченное темным жадным током,

Несла, несла река меж дивных берегов…

 

Редактор: Во-первых, запомните, что ваши рифмованные переживания никого не волнуют. Кого гнетет чужое горе, у всех оно одинаковое. Мне нужно что-то еще.

Я: Обрамляющий рефрен...

Редактор: Каждой бочке затычка. Далее: я понимаю ваше ритмическое намерение, но ради него вы нарушаете размер два раза. В сонетной форме недопустимо. И где ударение в слове крадучись?

Ведущая: А вы не хотели бы встретить такую женщину?

Редактор: Не понял. Какую именно?

Следователь: Это все от лукавого.

Ведущая: Это из Бунина. Хотя у Бунина ничего этого нет.

 

 

Этюд 2

 

Я считаю величайшим поэтом Данте. Кроме непревзойденной фантазии всех времен у него еще и непревзойденные образы. В лесу самоубийц, например, чтобы заговорить с деревом, нужно сломать на нем ветку. Но тогда на изломе выступят слезы.

 

Я ждал ее в саду, среди теней,

И бликов, и ветвей в цветеньи страстном,

И лишь ручей серебряный звенел

Соблазном злым, предчувствием неясным.

И осенью, при золоте с небес,

Я в роще ждал ее. Кривлялся бес,

Качалась ветка в чаще тенью серой,

Тянуло ранним холодом окрест,

И путь лежал туда, куда химеры

За ней, отверженной, желанной и неверной,

Уводят всех, не признавая лиц,

Железным жезлом подавая знаки.

Я ждал ее в Лесу Самоубийц,

В четвертом круге Дантовой клоаки.

 

Редактор: У вас рифмы плохие. Нет рифмы теней – звенел.

Я: Если редактор говорит, что рифмы плохие – значит, у него другие причины есть, чтобы не разговаривать. К рифмам всегда придраться можно, это для кружка стихосложения.

Редактор: Лес самоубийц в каком круге?

Я: В седьмом... Мне в этом месте нужен был сильный звук – в четвертом круге!

Редактор: Неубедительно. И вы понимаете, что текст технически перегружен? Три рефрена, четыре аллитерации - без такого нагромождения нельзя обойтись?

Я: Знаете что! Мне сказали, что это стихотворение производит цельное впечатление. Первый закон композиции соблюден!

Редактор: Кроме первого закона есть еще три. Зайдите завтра.

 

 

Этюд 3

 

Мне сказали, что если любить Эвридику, то можно увести ее из царства мертвых, но только при одном условии.

 

За Эвридикой, вниз, за кругом круг, до дна,

Мгла прошлого, туман воспоминанья,

Мельканье лиц, идей, имен. Она.

Тень тонкой нитью на краю сознанья.

Ее рука ли? В ласке бестелесной

Очнется? Вспомнит что-нибудь? Вздохнет,

Шагнет? Растает в робости прелестной?

Качнулась тень. Шатнулся мир. Она идет.

С безумным риском, вверх, за нитью тонкой,

Не верь, не бойся, за плечо держись,

Ступая вдруг по льду, по гальке колкой,

Моей щеки дыханием коснись,

Проснись, рассмейся, улыбнись, но только

Не обернись!..

 

Редактор: Несоответствие частей... И когда вы размер соблюдать научитесь? Опять два нарушения.

Я: Простите, не сдержался.

Редактор: Тёмно это мне. Что значит не верь, не бойся? Очень слабая аллюзия. Нет. Здесь или что-то лишнее, или не хватает.

 

Ведущая: Неправда. Не Эвридике нельзя обернуться, а Орфею нельзя обернуться на нее. На Эвридику нельзя смотреть!

Редактор: Да, кстати. Слушайте иногда, что умные люди говорят.

Ведущая: Это из Рильке. Но у Рильке это совсем по-другому.

 

 

Этюд 4

 

Нарцисс – прекрасное название для цветка. Очень красивое слово, не правда ли?

 

Нарцисс! Прекрасный сон в глазах незрячих,

Стан юноши, росток цветка – вдвойне -

Прекрасное лицо в воде стоячей

Посередине мира, в тишине.

Не мог же он отвлечься! Время-деспот

Пока не смяло прелесть этих черт,

Не обожгло ни завистью, ни местью,

Не предала любовь, не съела смерть,

Пока не скрыло зеркало плевою,

Покуда швы земли не разошлись –

Упрямым духом прогреметь молвою,

Упрямым телом вырасти травою,

Упрямой головою - в воду, вниз!

Нарцисс!

 

Редактор: Вы не могли бы другой предмет выбрать? Мифология уже сто лет никому не нужна. И меня вы уже достали.

Я: Я же говорил, что это академические этюды, не более того.

Редактор: Если вы заявляете академизм, то он должен быть технически безупречен. Что значит плевою?

Я: Мне нужен поворот в начале терцетов, но я чувствую, что резковато. И вообще. Идеальный текст написать невозможно, начнешь исправлять – все испортишь. Надо где-то остановиться.

Редактор: Правда? И вы знаете, где?

 

Следователь: Я вас насквозь вижу, я предупреждал. У вас за душой ничего, кроме самолюбования. Я давно подозревал, а теперь могу доказать, что вы замышляли самоубийство из-за своих соплей.

Я: Это не я! Мой лирический герой!

Следователь: Я потребую для вас очной ставки с этим героем.

Я: Невозможно. Я бы сам его спросил, да не могу. Он могучий мужчина со страстями. Он со мной вообще не разговаривает.

Следователь: Не отвертитесь. Предварительный сговор с лирическим героем. Состав налицо.

Я: Да у вас даже события нет!

 

 

Этюд 5

 

Бес попутал.

 

В Эдем войду. Среди чудес туманных,

Соцветий странных мне еще бродить,

Встречать причуды радостей незваных,

Загадывать, мгновения ловить...

Я встану на лазоревом пороге,

Лицом к лицу, глаза в Его глаза,

И правый бич меня червем убогим

Низвергнет в прах, ни слова не сказав,

И гордый дух раскатят по угольям,

И выяснят следы греха на них,

И прочь сотрут из памяти живых,

И пылкий путь, вильнув петлей безвольной,

Закончится!

Но перед этой болью

Еще пройду Сад Радостей Земных.

 

Ведущая: Как вам не стыдно.

Редактор: У вас узел должен быть в экспозиции, а не в финале: среди чудес туманных, соцветий странных... Что случилось?

Я: Я увлекся этим сильным ритмом, и меня унесло.

Редактор: Поздравляю. Вы потеряли свой манифест. Я предупреждал. Сильный ритм до сумы доведет.

 

Следователь: Сука в Бога не верит.

Я: Я - не верю? Да куда денешься-то? Здрасьте!

Следователь: Что ж ты сидишь молчишь?

Я: Кто – я, если Бога нет? Если я не верю в Бога, то ничем не отличаюсь от муравья в муравейнике. Мне это обидно.

Следователь: Пыль ты лагерная, а не муравей.

 

 

Этюд 6

 

Сначала-то идея была простая – посмотреть на одну метафору с противоположных сторон. Но потом унесло.

Кстати. Любовь – дело серьезное, женщинам не понять и не жалко, я предупредил.

 

Oбнять любимую – песчинкой в море

Растаять, умереть, уснуть, забыть,

Вращенью сфер, стихий роптанью вторя,

Движенье волн пытаться повторить...

Пути Господни неисповедимы –

Исчезнуть в громе замысла Его,

Сгореть бесследно в зареве незримом

Под музыку дыханья твоего.

Неимоверен Зодчего размах,

Две искры в горне, пыль на жерновах -

Уснуть, забыть, твоей руки коснуться!

Тяжелый сон Вселенную сковал.

Грохочет в темноте за валом вал,

Песчинки трутся.

 

Я: Я вам сейчас все объясню, и вы все поймете. Одноплановое стихотворение обычно кажется банальным, хорошо бы держать два плана...

Редактор: Ну, здесь вы напихали даже три. Первое: стихия слепа и нейтральна, это мы вкладываем в нее эмоции – мысль не новая.

Ведущая: Опять из Эдгара По.

Редактор: Меня другое беспокоит. На этот раз мне ваш ритм что-то напоминает. Вы не шутите?

Я: Я не имел ввиду ничего особенного.

Редактор: Песчинка переключается на противоположную эмоцию – в какой именно момент? Вы не шутите?

Я: Я не понимаю, до чего вы допытываетесь.

Следователь: Врет. Я предупреждал. Врет.

Ведущая: Интересно. А о чем вы думаете?

 

 

Этюд 7

 

Мне сказали, что женское начало неистребимо. Мужское начало можно подавить, подчинить, подмять, а женское – никогда. Так и останется, только форму изменит.

 

Танцует женщина. Кипит бурлеск,

Урчит толпа и взглядом цепким метит

Изгиб груди и смуглых бедер блеск.

Она горит, летит! Она ответит -

За мрак пустынь и бешенство столиц,

За запах тела и ружейной гари,

За маету поэтов и убийц –

Она отдаст, воздаст, она подарит!

Она раскроет тайные чертоги,

Она возьмет себе совсем немного,

И, край своей одежды теребя,

Она уйдет по огненной дороге

И сгинет, не страдая, не скорбя,

С улыбкой тихой – только для себя.

 

Редактор: Если вы не перестанете орать, я вас за дверь выставлю. Я не глухой.

 

 

Этюд 8

 

Интересно, а о чем женщины думают? Никто ведь из нас не узнает никогда.

 

Картинка в рамке на столе моем,

Там женщина, и рядом – зверь ее.

Под шум дождя она его ласкает,

Ей кажется, она еще не знает,

Что в сумерках он встанет в полный рост,

Сверкнут клыки, ударит в землю хвост,

Еще чуть-чуть – и он, рыча, склонится

И вспорет заживо. Блеснет зарница,

И в проблеске – его глаза, черты,

Касанье ласки, шорох суеты,

Отлив, прилив, за болью боль и прелесть,

Ожог судьбы, деревьев мокрых шелест…

Собрать себя. Рассвет далек и скучен.

Спокойно. Тихо. Зверь давно приручен.

 

Редактор: Как вам не стыдно.

Я: Меня, собственно, в основном интересовал дождь. Упомянуть три раза в контрастном контексте.

Редактор: Дождь? Ваши фантазии совершенно пусты.

Ведущая: Молчите вы все. Вам это вообще не положено знать.

 

 

Рассуждение 1

 

У всех искусств есть прикладное назначение. Например, картины предназначены для украшения стен, а художники часто забывают об этом. Зачем нужна картина, которая не украшает стену?

А зачем тогда нужны стихи? Я знаю: чтобы шептать их на ушко девушкам. Не имеет смысла стихотворение, которое нельзя прошептать на ушко.

Действительно. Я могу играть мускулами, могу хвастаться достатком и успехом – чушь это все. А вы пробовали им стихи шептать на ушко? Попробуйте!

А зачем это им? Мы знаем, что женщины практичны и даже меркантильны, что устройство жизни их волнует гораздо больше, чем нас, что они, вдохновляя нас на подвиги и глупости, тут же надежно возвращают на землю. А зачем им тогда эти стихи, что они с ними потом делают, куда складывают?

Вы не пробовали?

 

 

Этюд 9

 

Какая-нибудь мелочь – чушь, собственно – вдруг врежется в память на всю жизнь. Никуда не денетесь, с тем и помрете. Вы не замечали?

 

Снежинки блеск на локоне твоем -

Узор ее кристалла безупречен,

Неописуем, невесом и вечен.

Беспечен взгляд, и мы еще вдвоем,

И длинен день, и будущее ясно,

Вернее – нет его, а только день,

И зимний луч, и медленная тень,

И тихий снег, немыслимо прекрасный…

Снежинкой упрекнет меня Судья,

Узор ее лучей предстанет зримо,

Снежинкой обернется жизнь моя

На локоне твоем – неудержимо –

Невыносима легкость бытия,

Как легкость бытия невыносима!

 

Редактор: Ну, это совсем просто, тут и ковырять нечего.

 

Следователь: Какая улика. Как мне сразу в голову не пришло.

 

Ведущая: О чем вы спрашивали? Зачем это стихи? Вам это вообще не положено знать.

 

 

Этюд 10

 

Со мной поговорили. Попробовал заехать с другого конца. Тёмно это мне.

 

Роптать на Бога-то? С гордыней сжиться?

Лелеять Им дарованную страсть?

Умом лукавым к истине стремиться?

Как вор, тайком минуты счастья красть?

Он – мудрый! – ядом совести ужалит,

По углям искушенья проведет,

При ходе мысли корчиться заставит,

В Саду прекрасном мукой изведет.

Разгадки тайн Его уже пришли,

Уже идут – отмечен край земли

Огнем небесным, дальним рокотом.

Смирить гордыню? Страсти укрощать?

И дар, и гнев, и бич Его принять

И встать! Стоять! Роптать на Бога-то?

 

Редактор: Ты чего губу раскатал.

Я: Да я правда хотел выбросить, но мне стало жалко ритмический пассаж в конце.

Редактор: Ну да. Держать большую пустую декларацию ради одного ритмического пассажа. И кто делал такую кривую экспозицию, в каком веке?

Я: Я думал – страсть, любовь, истина...

Следователь: Нет никакой истины и не будет, понятно? Ты чего, дурак, орешь? И насчет женщин – тоже мне, хватает ума оправдываться.

Ведущая: Да какое ваше дело? Вы бы спросили сначала.

Редактор: Хватит! Молчите вы все. Сопоставление гроша ломаного не стоит.

 

 

Этюд 11

 

Где парная рифма, там слабая форма. Но у меня была еще мысль: два раза резко поменять ритм, то есть включить и выключить, как лампочку. Просто так этого не сделать. Для такого поворота нужен рабочий рефрен.

 

Два старичка, спасенные судьбой,

Он – с палочкой, в очках, она – с клюкой,

По гравию, с опаской всевозможной,

Идут, друг друга держат осторожно,

Перебирая груз простых забот.

Вот, наконец, знакомый поворот,

И – солнце разом! День какой! Весна!

И вспыхнув, закружившись, вдруг она

Ему в лицо букет сирени кинет,

А он подхватит на руки, обнимет,

И вот они по травам и цветам

Бегут, смеясь, до поворота! Там –

Два старичка, спасенные судьбой,

Он – с палочкой, в очках, она – с клюкой.

 

Редактор: Сколько можно рассуждать о ритме?

Я: Ритм – второй закон композиции.

Редактор: Это только один из законов.

 

 

Этюд 12

 

Актер на сцене может переживать спектакль как свою жизнь. Я же в какой-то момент, наоборот, представил себе свою жизнь как спектакль. То есть задумано-то было как бы из божественного.

 

Земля мне сцена – я на ней артист,

Какая пьеса – верх литературы!

Мораль ясна, обзор сюжета чист,

Знакома музыкантам партитура.

Какая роль! Ее ключи поняв,

Затеять фейерверк импровизаций,

Меняя тон и звук, меняя нрав,

Меняя ритм по смене декораций.

Какой спектакль! Куда еще ведут

Пути судьбы, оркестра переборы?

Финал! Какой успех! Гореть в аду!

Бушует публика, а режиссеры

Сидят, нахмурясь, в литерном ряду,

Перебирая срывы и зазоры.

 

Редактор: Из текста ваша идея не видна совершенно. Вам приходится предлагать интерпретацию отдельно от текста. Это полный провал.

Я: Признаю... Мне нравится жесткая ритмическая схема, когда стихотворение делится на три-четыре примерно равные части с помощью опорного рефрена. Сильно и определенно, никуда не денешься. В данном случае – местоимение какая – какой.

Следователь: Мы называем это решеткой.

Я: Да, спасибо. При этом ритмическое решение уже как бы принято за меня, и я себя комфортно чувствую в этой жесткой схеме.

Следователь: Из божественного, говорите? В русской поэзии-то? Господин режиссер – это когда было. А теперь - гражданин следователь, понятно? Я вас подожду, сколько надо будет. Артист...

 

 

Этюд 13

 

Несколько раз в жизни я испытывал ощущение волшебной, невыносимой прелести – и совсем рядом, только руку протянуть... Но даже шевельнуться нельзя.

 

Я увидел когда-то в тиши, вдалеке,

Как три девушки тонких, опаски не зная,

Искупались нагими в прохладной реке

И исчезли из виду, смеясь и играя.

Я увидел немало чудес с этих пор,

Ласку волн и веселых ручьев бормотанье,

Рек великих слиянье, молчанье озер,

Посейдона во гневе, морей рокотанье,

Фаэтона в полете сквозь звездный туман

И Атланта, край неба держащего честно,

И я видел трех девушек – или обман? –

И они, перед тем как из виду исчезнуть,

Искупались нагими в Реке Океан,

Омывающей землю, впадающей в бездну.

 

Редактор: Фаэтон и Атлант? Тут какое-то слабое сопоставление. Вы меня гадать заставляете.

Я: Больше ничего не пришло в голову...

Редактор: Не в этом дело. Невыполнимый замысел. Вам нужно от простой сцены улететь в космос, но такие метафорические переходы вам просто не по зубам.

 

 

Этюд 14

 

Мне сказали, что нет ничего более великого, чем играющий ребенок.

 

Разбился шарик – сапожок запнулся –

И равнодушна к этому семья,

Игрушки нет – и целый мир сомкнулся

В слезах – какая форма бытия,

Как плачет девочка! Молите Бога -

Когда пути тернисты и узки,

И силы нет преодолеть дорогу,

Когда надежды станут далеки,

Когда судьба закончится убого,

Когда устанут пули и штыки,

Когда последним стоном охнут пушки,

Увидите – в величии своем

Господь сидит над сломанной игрушкой

И утирает слезы рукавом.

 

Редактор: Картинка проявляется – поздравляю. Самое трудное в стихах – нарисовать картинку или рассказать историю. Но вы понимаете, что написали очень небрежный текст?

Я: Понимаю, но я наконец-то могу признать это искусством! Оказалось, что люди понимают его совершенно по-разному, неожиданно для меня – мне и в голову не приходило. То есть стихотворение живет какой-то своей жизнью, независимо от меня. Это - искусство по определению, несмотря на небрежность.

Редактор: Ну, если интерпретация вообще имеет значение, то тут, оказывается, Господь занят разбитой игрушкой, пока мы заняты пушками и пулями – а мы и не знаем.

Ведущая: Неправда.

Следователь: Конечно нет. Это не освобождает от ответственности.

Я: Нет. Один мне говорит: вы имели ввиду, что можно прожить полную жизнь и испытать полную трагедию, а в мире ребенка нет ничего, кроме него самого и его игрушки. Поэтому в глазах Провидения эти трагедии равноценны. Игрушка разбилась – мир рухнул.

Редактор: А вы не отходите от текста?

Я: Другой говорит: вы имели ввиду, что Провидению не может действовать. Действие – это атрибут и ответственность человека. Игрушка разбилась – все, не исправить. А всесилие Господне - в Его сочувствии.

Редактор: Это очень произвольно.

Следователь: Да. Вам это вообще не положено знать.

Я: Третий говорит: вы имели ввиду, что образ ребенка наиболее ясен и чист. Если Господь – совокупность всех совершенств, то мы можем помыслить Его как ребенка. Моя судьба – игрушка в руках Господних – а вы видели, как ребенок плачет, если игрушка разбилась?

Редактор: Знаете что! Вы мне будете целую теологию выдувать из короткого стихотворения. Картинка проявляется – и слава Богу.

Следователь: А что вы имели ввиду?

Ведущая: Молчите вы все. Девочка плачет – и никому из вас дела до нее нет.

 

 

Этюд 15

 

Кто увлекался философией, тот различает теорию бытия и теорию познания. Я увлекался.

 

Шаман плясал - лучи заката тлели -

По кругу шел, шептал и бормотал,

Под бубна бой глаза во тьме горели,

И синий лес таинственно молчал…

Предел познанья – пляшущий шаман,

Огнем в лесу, ознобом по земле,

Под бубен громовой, под барабан,

Под канонаду – что там, в этой мгле?

Лучи надежды в небе угасали,

Жестокий мир поляну обнимал,

Деревья вороной стеной стояли,

Бил колокол в ночи, набат стонал!

Угли костра неслышно исчезали,

Ходил по кругу волк. Шаман плясал.

 

Я: Идея - резко нарушить ритм в одной точке, вдруг ударить...

Редактор: Вы тянете на глагольной рифме, это банально.

Я: Мне нравится звук л, я хотел сквозную аллитерацию...

Редактор: Не могу сказать. Эмоция, во всяком случае, сложновата.

 

 

Этюд 16

 

Еще существует модная теория о том, что земля круглая, видите ли. Да не может быть.

 

Если вам повезет, и достигнете края земли,

Я скажу без труда, что вы встретите в этой дали.

Не ищите ни счастья, ни новых путей, ни сокровищ,

Там седые валы бьются в край переполненной чаши,

Проливаясь на головы трех исполинских чудовищ,

И их бивни темны и зловещи, и голос их страшен,

И они прижимаются спинами, стонут под ношей,

И их ноги скользят по спине черепахи огромной,

И она, напрягая все жилы, и нервы, и кожу,

Задыхаясь, плывет и плывет по бушующим волнам -

И прокатится пена по серой броне черепахи,

И слоны затрубят, замирая и плача от страха -

Вы увидите, если достигнете края земли,

Если вам повезет - только канули все корабли.

 

Я: Я считаю, что получилось! Пятистопный анапест – очень тяжелый размер, поэтому он требует однородного ритма. Я его выдержал, с небольшим усилением перед финалом, как задумано. Получилось!

Редактор: Вы находите? А много ли кожи у черепахи?

 

 

Рассуждение 2

 

Ведущая: Ну, и что вы хотели этим сказать? Метафора бесконечности? За каждым рубежом нас ждет все та же стихия и та же эмоция? Я правильно понимаю?

Я: Нет, простите. Это не я хочу сказать, это вы хотите сказать. Это ваша интерпретация.

Я написал стихотворение. Как автор, я могу обсуждать текст с технической стороны. Никакую интерпретацию текста я комментировать не могу. Идея состоит в том, чтобы воспроизвести эмоцию или настроение. Не передать и не описать, а воспроизвести.

Ведущая: Да вы не волнуйтесь. Я понимаю.

Я: Как вы можете понимать, если вы - другая вселенная. Я не знаю о вас совсем ничего. Ваш эмоциональный опыт мне не ведом, ваш ассоциативный ряд – тем более. Но наши эмоции-настроения сходны, и это нас объединяет. То есть предмет поэзии вообще не вербален, словами не выражается, слова – только рабочий материал. Поэзия просто-напросто вовлекает все мыслимые, и даже немыслимые, ресурсы языка.

Ведущая: Просто-напросто.

Я: Моя задача – предложить вам нечто, что вы можете взять себе и воспроизвести для себя, то есть пережить по-своему, или интерпретировать как вам надо, в вашем эмоциональном мире и на основе ваших ассоциаций. Для себя.

Ведущая: Но этого же еще недостаточно. Прежде всего прочего меня это должно каким-то образом вообще волновать. Иначе мне просто неинтересно.

Я: Ну да. Прежде всего прочего у меня должно быть интуитивное понятие о прекрасном, в свою очередь чистая эмоция. То есть вы должны чувствовать, как бы...

Ведущая: Прелесть.

Я: Ну... да.

Ведущая: Это все по Выгодскому. Во-первых, вы сильно упрощаете. Во-вторых, существует сколько угодно чисто декларативных или ритмических стихотворений, которые люди всегда будут помнить наизусть и шептать про себя. И нечего там интерпретировать.

Я: Конечно же. Просто - прелесть... Я все время забываю главное. Поэзия неисчерпаема и необъяснима.

 

 

Этюд 17

 

У кого есть воспоминания о первой любви – даже обсуждать не хочу. А вот мужская рифма на сильную согласную – это действительно интересно.

 

Вот это место – старенький причал -

Давным-давно, в далеком далеке

Здесь мальчик перед девочкой стоял,

И билось сердце мышью в кулаке.

И вот – вернулось жизни колесо

Под стон и звон тяжелых шестерен,

Под гул и зов забытых голосов

При смене стран, событий и времен -

Уходит шум успехов и утрат,

Уходит день – закончен оборот!

И вот – намокших досок пересчет,

Слепой судьбы последний перекат,

Пустой настил, остовы свай, закат!

Да нет. Там что-то в воздухе еще...

 

Редактор: У вас здесь слишком богатый материал. Вы можете сопоставить: конец жизни и конец дня; шум мира и тишину места; ничтожность обстановки и бурю в душе. Вы уверены, что не запутались в своих рабочих контрастах?

Я: Не уверен...

Следователь: Да это все детали. С биографией в общем ясно. Мы теперь ищем то, что останется в воздухе.

 

 

Этюд 18

 

Это эмоция чисто мужская, женщинам не понять и не жалко, я предупредил. Что я могу накрутить в своей голове бедовой, если вижу некую девушку двадцать секунд в своей жизни и больше никогда? И у нее, как назло, каблучки стучат.

 

Она прошла – у бровки, чуть спеша,

Одернув платье, волосы поправив,

Задумавшись, улыбку удержав,

Едва ли аромат духов оставив…

Так – этих тонких шпилек перестук

По черно-белым клавишам хрустальным,

Сквозь светотень свиданий и разлук,

Случайно, может быть совсем случайно!

Совсем случайно, глупо и некстати

Померкнет свет, погаснут зеркала…

Так – к одному из сотни тысяч братьев,

Волос коснувшись, вспомнив о делах,

У бровки, между счастьем и проклятьем,

Одернув платье – так она прошла.

 

Редактор: Картинку рисуете? Решетка на междометии так.

Я: Да... Без этого картинка не проявляется, как ни бейся. Сложный обрамляющий рефрен, аллитерация на т-к, контраст света и тени – все бесполезно.

Ведущая: Ну, зачем же вам такая трагедия?

Я: Я же говорил, что вам не понять. Я же говорил, что вижу ее только двадцать секунд. А что если я с ней познакомлюсь? Страшно же.

Редактор: Ну, это все интерпретации.

 

 

Этюд 19

 

А нельзя ли вообще разрушить ритм до беспорядочного потока? Оказывается, нельзя. Невыполнимый замысел.

 

Великий хан, гроза земных столиц,

Жизнь проведя в войне без перерыва,

Пришел послушать пение синиц

К любимому жасмину над обрывом.

Ах, эти птички... Смертью, как туман,

Тьмы конницы стелились по равнинам,

Бил барабан, крушил врага таран,

Дымился пепел царств на копьях длинных –

Да! Взвить бунчук в аду или в раю,

Последней твердью овладеть в бою,

В последнем море по лихой привычке

Омыть оружие! Успеть в последней стычке -

И там, в конце, у края, на краю –

Жасмина куст! Ах, эти птички, птички.

 

Ведущая: Разве синицы поют?

Редактор: Если вы имеете ввиду рондо, то ваши птички на рондо не тянут, даже как медитативный рефрен. Очень резкий базовый контраст – и все. И размер опять нарушен.

Ведущая: Я помню этот рефрен у Брэдбери. Но это вообще проза.

 

 

Рассуждение 3

 

Редактор: Все готовы? Первый закон.

Я: Идея. Идея в поэзии невербальна, словами не выражается, но это то, что обеспечивает впечатление цельности. Это главное.

Редактор: Хорошо, времени мало. У меня есть цельная идея: динозавр.

Ведущая: Диплодок.

Редактор: Правильно, диплодок. Поехали.

Я: Второй закон – ритм. Сначала мне нужен скелет диплодока, то есть пропорциональность и периодичность, с разрывами для динамики, и т.д. Я могу представить себе стихотворение как мелодию, которую я промычу до заполнения словами.

Редактор: Да нет, начинается все равно со слов. Совсем без слов не промычите, забегаем вперед.

Следователь: Мы обсуждали это как решетку.

Я: Осознанное и необходимое ритмическое решение.

Редактор: Третий закон. Когда будет драматургия?

Я: Контраст. Теперь мне надо заполнить скелет мышцами, то есть драматургией. Драматургия строится на контрастах. Базовый контраст в узле, развитие темы на рабочих контрастах.

Ведущая: У диплодока еще должна быть шкурка, и чтобы глазки блестели.

Я: Ну да. Оранжировка. Рефрены, аллитерации. Кстати, кирпичики для ритма и контраста.

Редактор: Слушайте! О первых трех законах композиции написаны не тома, а библиотеки. Ритм и контраст формируют идею... Километры стройных теорий. Можно учиться, упражняться, и до совершенства дойти. И выбросить. Почему?

Я: Я знаю четвертый закон.

Редактор: И выбросить, потому что никому не нужно. Ну?

Я: Новизна.

Редактор: Вот! Никто не знает, что такое новизна. Вообще никакой теории, только недоуменные догадки и блеяния. А без новизны все это просто никому не нужно. Нет такого понятия, как новый диплодок!

Ведущая: Динозавр.

Редактор: Правильно. Ваши упражнения имели смысл сто лет назад, в Серебряном Веке, и то сомнительно. А теперь это чистый академизм. Сначала выбросите, а потом дойдите до совершенства.

Я: То есть как – никому не нужно? Мне нужно дойти до совершенства. Мне!

Следователь: Песчинка в море.

Ведущая: Ну, не волнуйтесь. Это все по Кибрику, и вы опять упрощаете. Кроме того, все это сто раз интерпретировалось по-разному.

Следователь: Ничего вы в законах не понимаете. Закон вообще не существует без его интерпретации, ну да ладно. Практика – критерий истины, понятно? Учите практику законоприменения, умники.

Редактор: Да оставьте. Ваша административная воля здесь ни при чем.

Следователь: Господня воля применяет закон.

Я: Постойте. Я должен сделать признание. Я не понимаю, откуда приходит замысел, и что движет моим пером. Мне кажется, я вообще не контролирую текст.

 

 

Этюд 20

 

Бес попутал.

 

Чушь - смысл жизни и венец Творенья.

Я это вижу как калейдоскоп.

Я изучал мечтанья и стремленья

На перекрестках Азий и Европ.

Я им напомню – нету в жизни счастья,

Судьба – факир, успех - пустой кумир,

Но в этой суете – какой напастью,

Какой волшебной страстью дышит мир!

Танцуют танцы немцы и испанцы,

Совсем сошли с ума американцы,

Штурмуют шерпы горы Гиндукуш,

Степями скачут скифы и ставроги,

Галдят, судачат гоги и магоги,

Проходит мимо жизнь... Какая чушь.

 

Ведущая: Ага, прорезался! Я говорила! Я предупреждала!

Я: Это философская лирика.

Редактор: Вся затея ради длинного пассажа на аллитерациях.

Я: Ну, мне нужно перечислить все эти народы от конкретных к абстрактным, без аллитераций это вообще повиснет... Разве не интересно?

Ведущая: А вы, наверное, страстный человек?

Редактор: Откуда вы это выводите?

Следователь: Да нет, на этот раз не отвертится. Лирический герой уже выделен в отдельное производство.

 

 

Этюд 21

 

Нашел в шкафу старый семейный альбом. Никто уже не помнит, что это за люди на фотографиях.

 

Вот если бы лица в семейных альбомах,

Пожухших, забытых, уже незнакомых,

Смогли одолеть притяженье Вселенной

И разом подняться из рамочек тленных –

Как много бы встало любви и заботы,

Тяжелой судьбы и тяжелой работы,

Упрямой мечты и последнего стона

Из вороха этих кусочков картона!

Как много страдавших, и сколько погибших,

Немногое знавших и просто любивших,

Их - скованных веком и фотобумагой –

Смотрящих оттуда - с вопросом, с упреком,

С улыбкой у краешков губ ненароком,

С отвагой.

 

Ну и возня! Амфибрахий – очень вялый размер, как его вообще оживить? Во-первых, нужен не один узел, как обычно, а два – в конце каждого терцета: фотобумагой – отвагой. Ну, аллитерация на -их, пять пунктов с логическим ударением. Теперь: у кулинара должна быть щепотка приправы, без которой блюдо еще не будет его блюдом. Вот: повторить уменьшительный суффикс: рамочек – кусочков – краешков. Неужели связалось?

 

Ведущая: Слава Богу.

 

Следователь: Клюкву жопой мять будешь, сука?

 

 

Этюд 22

 

На этот раз идея чисто академическая, не придраться: 1) упаковать двойное рондо 2) в итальянский сонет, 3) оба рефрена медитативные, 4) терцеты рифмуются на один слог, мужская-женская. Больше никаких мыслей уж точно нет.

 

Сквозь черный лес лежал далекий путь,

Поземки бег сменялся дымкой стылой,

Не оглянуться, не передохнуть -

Сменялись дни, года... Она любила?

Родные вьюги, вьюги дальних стран,

Кумир успеха, славы и достатка,

Каприз судьбы, познания туман,

Туман войны... Все сгинет без остатка,

И лишь одно метель не занесла –

Тогда – о, дьявол! – как она взглянула,

Какая власть в зрачках ее была,

Какая сила мир перевернула!

Сквозь черный лес дорога пролегла.

О, Боже правый! Как она взглянула...

 

Редактор: В катренах должно быть две рифмы, а не четыре. Вы не знаете, что такое итальянский сонет? Вы ни одного правильного сонета не написали.

 

 

Рассуждение 4

 

Предмет поэзии – это человеческая иллюзия.

Нормальный здоровый человек вообще живет иллюзией всю жизнь. Без этого, при холодном свете разума, жизнь была бы совершенно невыносимой. Предмет любви, например – это всегда иллюзия. Можно видеть в любимой женщине фантастические достоинства и до конца жизни не понять, что оиа реально представляет собой. А вот любовь – не иллюзия, это страшная реальная сила.

Мечта и истина – ускользающие, изменчивые, обманчивые, недостижимые. А стремление к ним?

То же и Бог. Вопрос об иллюзорности или реальности Бога вообще не имеет смысла. Имеет смысл то, что вера в Бога – страшная реальная сила.

Эти реальные силы движут миром. От них рождаются не только дети, но, возможно, и звезды. В этом чудовищном порождении иллюзии есть страсть и прелесть, но нет ни логики, ни причин, ни следствий. На нашу долю остаются только бессмысленные и прекрасные сопоставления. Которые, в свою очередь, тоже иллюзия.

Тем не менее - я могу добиваться любви, истины и мечты – как же иначе - и кто знает?.. А перед поэзией я стою, как муравей перед Богом, лишь с удивлением касаясь края Его одежды. Мои понятия беспомощны, и мои усилия ничтожны.

 

 

Этюд 23

 

Трехстопный анапест – исключительно сложный размер. Больше никогда браться не буду.

 

Эти люди, пока их не стерло,

Что бормочут слова, все слабее,

Отражаясь от окон и стен,

Существуют, врастая в века –

С этой рифмой опасной у горла

И с камнем метафор на шее,

И с гиперболой острой у вен,

С вороненой строфой у виска –

И под бременем этой напасти

Они бродят по страшным местам,

По заоблачным зыбким мостам –

Да оставьте! Улягутся страсти,

Встрепенется под ветром трава

Лишь едва –

Это только слова.

 

Редактор: Решетка на эти – этой. Накачка ритма с поворотом на да оставьте. Все? Не густо для такой бурной патетики.

 

 

Этюд 24

 

Дети вдохновляют больше, чем женщины, между прочим. В самом прекрасном женском образе обязательно есть двусмысленность, по природе вещей. Это всегда игра. А в образе ребенка совершенно нет двусмысленности. Особенно в игре с ребенком.

 

Пока вечерний сумрак не сошел,

Мы заняты чудесным состязаньем.

Я в камушки играю с малышом

На острове пустынном в океане.

Проигрываю. Правила темны,

Ходы беспечны, время быстротечно –

Чудовищ стон из синей глубины,

Сокровищ зов, затерянных навечно...

Он бросит гальку в сердце этих вод

И попадет – и двинется Творенье

С устоев зыбких, поменяв восход

С закатом, догму с откровеньем,

Добро со злом! Темнеет небосвод,

Неумолимы древние теченья,

И океан у наших ног лежит –

Спокоен, дик, велик, непознаваем.

Мой ход – и на меня малыш глядит.

Мы заняты. Мы в камушки играем.

 

Редактор: Ну, это уже совсем не сонет.

Я: Да, надо было убрать вторую строфу, но я в ней нахожу некоторую поэзию. Жалко.

Редактор: Поэзию находите? Вы о чем это? Ладно, вы понимаете, что у вас никакой логики нет? Вы о чем? Что у вас происходит, что вы сопоставляете? Причинно-следственную связь, пожалуйста.

Я: Мне нужно держать напряжение в довольно длинном пассаже. Для этого есть старый прием: период ритма не совпадает с периодом размера.

Редактор: А! Ну-ну.

 

Следователь: Так по-вашему получается, что Творение Господне – это остров пустынный в океане? А что такое сам океан – и не знает, оказывается, никто? Я правильно понимаю? Трое суток карцера. Идите еще подумайте.

 

 

Этюд 25

 

По моим понятиям, рождение Афродиты было мировым событием и не могло произойти само по себе. Должно было случиться что-то еще.

 

В этой маленькой бухте, ничем не приметной, забытой,

Из пучины морской появилась на свет Афродита.

Первый шаг ее робкий запомнил влюбленный песок,

И влюбленный прибой все ласкает следы ее ног...

При начале времен все герои, цари и злодеи

Собрались перед нею, немея, страдая, не смея

Глаз, отважных и дерзких, поднять на нее! И она,

Негой моря и неба, как облаком, окружена,

Совершенна, проста и прелестна, почти бестелесна,

Так прошла между ними, касаясь их лаской чудесной,

Что еще раз пучина разверзлась под грохот и стон,

При начале страданий и битв, при начале времен -

Вы не верите? Не разделяйте сомнений ни с кем.

Приходите туда. Там следы ее ног на песке.

 

Редактор: Это вы читали мне лекцию о том, что пятистопный анапест требует однородного ритма? Что вы тут устроили? Ваше сооружение громыхает, как корыто по кочкам.

Я: Мне нужна динамика, довольно резкая. Как получить динамику, не нарушив ритм?

Редактор: Взять другой размер, вот как. И ваша Афродита – вам известно, что идеализированный образ не допускает прямого описания? Вы неизбежно скатываетесь в банальность. Вместо своих глупых эпитетов вы обязаны были найти второстепенную, но характерную деталь. Где эта деталь?

Я: Не нашел...

Ведущая: А мне нравится.

Редактор: Ну да. Стихи пишутся для тех, кто в них ничего не поймет никогда.

Следователь: Хмм... Вы совершенно правильно говорите. Но у нас есть отношение женщины.  Все - я должен поставить это в плюс.

Редактор: Да оставьте. Всегда найдется такая женщина.

 

Этюд 26

 

 

Рассуждение 5

 

Поэзия так же неисчерпаема, как и фабула небольшого стихотворения. На одно и то же явление жизни можно взглянуть через одну-две из миллиона граней этого мерцающего кристалла, и по-разному...

Действительно, что это я все ору? Поэт должен уметь три вещи: писать легкие стихи, выражать простую мысль, и говорить тихие слова. Я ничего этого не умею. Это недостижимо.

В живописи мне больше всего нравятся акварели, которыми можно просто любоваться, и немного думать о них. А в поэзии? Вы читали хорошие переводы из Ли Бо или Ду Фу? Как просто они рассматривали цветок или слышали порыв ветра. Как это свежо и тихо.

Прелесть...

 

 

Этюд 27

 

Что-нибудь совсем простое, даже банальное? Невыполнимый замысел...

 

На берегу компания шумела,

Резвилась, пела – и спускалась тень,

С одной из палуб девушка смотрела

На нас из-под руки... Кончался день,

Один дурачился, другой смеялся,

В воде качались блики и огни,

Один погиб, другой до звезд поднялся,

И все любили – где теперь они?

Вселенная манила и ласкала,

В морях далеких буря бушевала,

На горьких склонах строились полки...

Еще заря вечерняя горела,

Кончался день – и девушка смотрела

На нас, на пацанов, из-под руки.

 

Следователь: Десять суток за уклонение от судьбы своего народа. Идите подумайте.

 

 

Этюд 28

 

Пора как-то заканчивать.

Амфибрахий с сокращенной стопой. Размер опять нарушен.

Успокоился бы уже...

 

Лицо человека меняется перед смертью.

А может быть, даже и раньше – за день и два.

Я буду с тобой. Все. Кончаются круговерти,

Спокойнее мысли, и проще звучат слова...

Ты помнишь, как вдруг напугал нас до смерти сторож,

Когда всей гурьбой мы хотели забраться в сад,

А помнишь собаку? Собаку-дворнягу – помнишь,

Мы бегали вместе, и как этот пес был рад,

И солнце садилось в траву золотой громадой,

И мы это лето считали потом судьбой...

Тогда – у высокой, чудесной ограды сада

Он нас напугал – мы бежали одной гурьбой!

Ты дремлешь? И мне ведь уже ничего не надо.

Твои черты изменились... Я побуду с тобой.

 

 

Эпилог

 

Амонтильядо!

 

Все вместе (после паузы): Чушь.

 

 

Эванстон, Иллинойс, сразу налево от почты

Ноябрь 2017

Сергей Еременко, 2017

Сертификат Поэзия.ру: серия 1758 № 131576 от 29.12.2017

-1 | 5 | 1213 | 22.11.2024. 01:52:01

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): ["Вячеслав Егиазаров"]