Человек, я умею и этак, и так.

За спиною моею несметно Итак.

Подбираю ключи, отпираю замки...

Вот пришел и стою у известной реки.

За лукой — коростель? или ворона крик?

Иль уключины дегтем не смазал старик?

Мои руки в узлах, мои пальцы грубы.

Я завидую дыму далекой трубы,

Что свечой поднимается, неколебим,

И, белесый, становится вдруг голубым,

И чем дальше, чем выше, чем ближе к звезде —

Исчезает совсем, растворяясь везде.

Вот судьба!

Так поклонимся этой судьбе,

Как прикусим губу, чтобы соль по губе...

Поклоняясь, завидуя, все ж говорю:

«Лучше верить себе, а не поводырю,

Лучше слабый очаг, чем казенный уют,

Потому что ведомого первого бьют...»

Не за тем мы приходим, за чем-то другим,

Как весенние птицы — к деревьям нагим,

Где, свивая гнездо, за листвою следят:

Прилетают к нагим, от нагих и летят.

Значит, их привлекла не ветвей нагота,

А иное. Наверное, дня долгота.

Но не будем гадать. Постоим над рекой,

Проплывающей лодке помашем рукой.

За лукой — коростель? или хрипы ворон?

... Да не та это речка, причем здесь Харон!..

Просто шел, притомился, умылся в реке,

И пишу эти строчки на влажном песке.

ЗС-100