Рядом с девушкой в шубке из крашеной норки

На февральском морозе, не чуя конечностей,

В безнадёжной тоске по трамваю восьмёрке

Думать не о чем, кроме как о бесконечности.

Вероятней всего, что по чьей-нибудь шалости,

По халатности, глупости или по беспечности

Восьмёрка набок упала от усталости

И стала символом бесконечности.

Бесконечность «до» и бесконечность «после»,

Разделённые ожиданием  восьмёрки трамвая,

Стремительно сближаются и встречаются где-то возле

Креста или камня у дорожки, с края,

Без ограды, под той стареющей липой,

Что изредка слышит нарушающий молчание

Звук, что-то между вздохом и всхлипом,

Застревающий между суффиксом и окончанием

В слове «единственный», которое снежинке тающей

Влажно шепчут красивые красные губы,

Сложенные в знак бесконечности и мерцающие

Из плотно запахнутой норковой шубы.