Песни Воды. (Песнь VI)

В половодье я – зеркало. И его притяжение
от земной до лунной оси начинает движение
отражений во мне - амфитеатров и пирамид.
И, как только щелчком включаю шум таянья
льдов, - белый лоб теплеет опять от касания
ладоней, и тогда взлетают голуби с кариатид.

Если плавится лёд, значит то, что отмеряно
мной для смерти, ей же отсекает уверенно
с глыбы мрамора сколом за скол, чтоб изгиб
появлялся под взором, что светел у Фидия.
И тогда облака полнят камень. Ими открытия
ликов, льдом стёртых, возможны, если нимб,

что храним мной, лёгким и точным касанием
распознает резец, и поэтому быть очертаниям
глаз, губ, носа, ушей, подбородка, шеи, плеча
в бесшумном дожде; и после долгими реками
насыщается плоть их под закрытыми веками
скульптора, и кровью сердечною, что горяча!

Так всегда возвращаются в темень ушедшие,
чтоб блики от света моего обрели нашедшие
их, и в них они снова прерванный разговор
продолжали, с озёр - осоки свежесть росистую
вдыхая, и ткань пиджака потирая ворсистую
от удивления, что им новый дарован простор,

где разливы мои - спиральной туманностью,
длятся. Там, без страха, очарованы разностью
солнц глаза, и ткёт от них верная память узор
за узором, и раскрываются веером книжные
страницы над детской кроватью, и лыжные
тропы заводят то на высокую гору, то в бор

еловый, где под иглы, сверху редко летящие,
хорошо лицо подставлять, где в норах спящие
ежи видят тени, что со взмахом рук, под ель
скользят, и дальше, в такт скрипам древесным,
они медленно катятся, и к обрывам отвесным
подходят, погружаясь в них, словно в купель,

что смывает со скал - спин очертания тёмные,
что прах - в ливень - в миг обращает и донные
родники разгоняет в омуты и запруды, где ил
и тогда новым голосом, что эхом нетронутый,
будят всех, кто устал, и видят лишь вогнутый
вниз небосвод – тот, что давит упавших без сил.

Если есть ледоход, есть и грохот, где сколоты
льдины, и пыль от ударов их крошащего молота,
как и души, - легка, и она также слетает за грань
дальних крыш, антенн и холмов, где уходящее
в закат шоссе, собирает лучи, что сквозь чащу и
редколесье вблизи, бьют в него, в ажурную скань

отражения игл, веток вплетая, как токи венозные,
и тогда, как заметил мой чтец, - говоры грозные *
бурунов, открывают, со всплеском, анапеста слог.
Он, со вдохом, вверх крик толкнёт, и, связанный
этим ритмом, снова движет кадык, и, не сказанный
раньше, глагол шевелит верх ольхи, а за нею и стог

травы возле дальней межи, сметая за соломиной
соломину - в поля, и росток, сквозь разломанный
ком суховатой земли, пробивает; на склонах дрок
прошивает жёлтою и мелкою строчкою, медовым
ароматом; пишет кипень черемухе; тихим садовым
шелестом встречает того, кто на веранде учит урок.

Так он учит, что разлив мой - в полях и скальный
бой в океанах - шире, чем, в общий интегральный
знак на разлинованном в клетку тетрадном листе
заключённая степь, где скачут то хазары, то гунны.
Только он и хранит их: то в орнамент, то в руны
обращая стилосом - на коже, на глине и на бересте.

Только в них и растут, окружность с окружностью
сплетая – звуки гласные, что явят, с наружностью
их черт на табличках и свитках – эскиз световой.
Его ждут те, кто встал - измучен болью неведения
шага дальнейшего, надеясь верить в их совпадения
в кабинете, на тракте, на просёлках и на мостовой.

* Константин Батюшков

17 сентября 2017 года.

Константин Латыфич, 2017

Сертификат Поэзия.ру: серия 1376 № 129612 от 17.09.2017

2 | 2 | 1492 | 19.04.2024. 01:07:27

Произведение оценили (+): ["Александр Закуренко", "Модератор"]

Произведение оценили (-): []