Прощай и здравствуй, здравствуй и прощай...

Я сохранил в себе побег живого слова

в земле, где вкусен только добрый чай

цейлонский – равновесия основа

не только моего и твоего,

но всех исчезнувших явлений в их заветах

и ветхих, и не ветхих. Никого

уж нет из тех, кто знал бы вкус ответов.

А собственно, кто знал? Никто не знал.

Гроза пришла откуда и не ждали.

Расчувствовался даже и вокзал,

и вышли на перроны все печали,

чтоб проводить эпоху налегке

последним звуком сдавленного крика,

держащую пожитки не в руке,

а в дальнем далеке, где был калика,

и продавщица даже там была была

мороженого в вафельной корзинке,

и в чащах так вращались жернова,

что не унять их было ни сурдинкой,

ни небом, ни последнею из всех

тех тайн, что больше тьмы, сумы и света.

И слёзы изошли сквозь смены вех,

и белая отъехала карета...

.