А ты представь, поверь, пойми,

вся эта блажь – ходить по мукам

скупого дня, с его людьми,

внимая шорохам и звукам,

и есть единственный обряд

предуготованный нам свыше.

Прошёл Христос. За ним отряд

идёт, идёт, его не слыша.

 

Идёт по Красной, по Тверской,

по Незалежной, по Болотной,

во снах всё ищущий покой,

a жизнь пошля до боли рвотной.

И этот марш не повернуть;

мечта же сердцу только снится,  

но утешает эту жуть

в руке зажатая синица.

 

Летят по небу журавли,

усталый клин всё выше, выше;

их голоса едва ль мы слышим

с шумящей, суетной земли.

- Идём отсюда навсегда, –

ни здесь, ни там не будет рая.

Какая разница, куда?

мы всё равно не выбираем.

 

Дай руки тёплые твои,

смотри какое нынче лето, –

холодный морок фиолетов,

как привкус музыки Кюи.

… И вот мотив судьбы умолк,

душа на небо, тело в ящик.

Весь мир – один бессмертный полк

ушедших или уходящих.