Тополь ожил, значит, ветер с моря и пошла волна.
Коротаю снова вечер у открытого окна.

Никуда идти не тянет, что идти, не тянет пить;

я грущу, конечно, я не научился не грустить.
Разорвётся неба сумка, звёзд посыплется песок,
я люблю и этот сумрак, и акаций шепоток.
Я сверчков влюблённых пенье буду долго различать,
что с того, что, словно пень, я просижу всю ночь опять.

Что с того, мне не впервые, мне легко здесь, ты учти –

эти улочки кривые, как судьба моя почти.

Эти ветви, что качает ветер всё сильней уже,

даже эти крики чаек полуночных –   по душе.
Одиночество не гложет – с миром накрепко я слит,
строчка не грустить поможет, рифма вдруг развеселит.
Я тебя за ними вижу в день прощальный сентября,
если я в разлуке выжил – тоже им благодаря.
И качнётся, как очнётся этот сумрак голубой,
это всё ещё зачтётся, и прочтётся стих тобой.
И припомнишь ты былое, дни, что слаще с мёдом сот,
на окне цветёт алоэ, раз в столетие цветёт.

Подоконник манит кошку, пусть вздремнёт на радость всем;

я сберёг назавтра трёшку, с пивом будет без проблем.
А когда меж веток тонкий месяц глянет со двора,
разбегутся прочь потёмки от окна, как детвора.
Разбегутся, вновь сойдутся, ветер протрубит, как лось,
и на жизнь не надо дуться, что у нас не всё сбылось.
Сами, сами виноваты, что разлук не рвётся нить;
привыкай любить утраты, отвыкай о них грустить…