Вот так и не вышло. Ни марта из декабря,
ни рая из боли ,ни истины из запоя.
И чтоб раз-за-разум - по новой не проверять,
я это пишу ровным почерком на обоях.
Чтоб голос распятый остался моей тюрьмой,
где джонни бродяга сдирает с меня минуты,
шепча фанатично, мол - раз уж мой дом немой
настолько, что я все равно в нем хожу обутый,
то разницы нету - что вечер , что десять лет.
Мол разницы в принципе нет - есть фальшивый ценник,
который сошел бы при случае за билет
в тот мир, что давно обезлюдел и обесцелен.

Я кланяюсь вечности здесь, на краю стола,
смакуя психоз, как одну из ее привычек,
из тех что способны накаливать добела,
когда двадцать шесть - слишком много и слишком лично.
Я пью за ушедших куда-то в другую жизнь,
которой меня не досталось ни сном ни пухом,
с которой мой голос стал предан и удержим
уже не вчера. И, звучащий с обоев глухо,
как сдавленный крик, не последнюю боль подряд,
швыряет слова, словно копья иной мучитель,
и эти слова так предательски оперят,
что если когда-то он в вас зазвучит -
кричите.