
Венецию снега укрыли в эту зиму,
О родине опять напомнив пилигриму.
Ты остров свой нашёл – похожий на «Василий»
Теперь он скован льдом сомнений и бессилий.
Под белой пеленой твой прах на Сан-Микеле,
Ты выбрал, что хотел, что запретить не смели.
Он стал твоей судьбой, твоей альтернативой,
Где ветер голубой, по-южному ретивый.
За тысячами вёрст приют, погост и тризна,
Метафизически – везде твоя отчизна.
Усталые глаза, опущенные плечи,
Но всё, что ты сказал – бесценная часть речи.
Расслышав в звуках дней – Прекрасную эпоху.
Ты растворился в ней, в последней капле вдоха.
С водой, бегущей прочь, сроднилось Альтер эго;
Уснул Джон Донн, и ночь внимает песням снега.
У жизни есть конец – как правило он тяжек.
Тернист его венец, и нет душе поблажек.
Печали наших дней, – зачем-то мы храним их
На набережной – нас – неисцелимых.
Январь, 2012
Благодарю за отзыв, Александр!
Во истину великий город и великий поэт. И то, что они разошлись - великая драма!
Позволю себе лёгкую вариацию:
Через годы Васильевский остров
ляжет в память посмертной строкой.
А Венеция станет погостом,
охраняя и прах и покой.
Согласен, Константин: это драма, но не между городом и поэтом, а между ТЕМ государством и личностью.
Что касается вариации, то Ваша, конечно, - сама по себе - лучше, но я-то писал о "северной Венеции" и только о ней!
С уважением,
А.Д.
"Через годы Васильевский остров
навсегда его ляжет строкой,
ведь Венеции (этой!) так просто
он когда-то доверил покой..."
("Город мой, ты такой же предатель...", А.Д.)
С благодарностью к Вам из Санкт-Петербурга,
А.Димитриев