Как никнет устало, под нежное "cпи",
на плаху глава самозванца,
так весть прошуршала по черной степи,
что всадника путь оборвался.

Он мчался, как смену судьбы предвещал.
Коня не держал удилами.
И билось пурпурное пламя плаща
и факела алое пламя.

Он мчался по шелковым травам степным
клочком кровяного заката.
И профиль его на монете луны
был знаком желанной расплаты.

И хрупкие стебли взметнув шелухой,
степь ластилась кроткою стервой —
от глыб глубины до травинки сухой,
которая вспыхнула первой!

Как никнет на плаху...
Как с корнем цветы...
Как в веко вонзенное жало...
Но пламя потухло. И пепел остыл.
Короткая весть прошуршала.

И время заснуло. И только тоска
попыткой вскипала, как брагой, —
загадочный профиль и конский оскал
напомнить рисунком оврага.

А вмятины дерзких копыт заросли.
Колышутся маки и мята.
Пьянеют от ветра, от соков земли,
от дрожи оркестров крылатых.

Ручей ледяной по оврагу звенит
намеком грядущего риска.
И звезды на небе. И, может, они —
чьего-нибудь факела искры.