Костёр пылает. Близок вечер.

Над морем снежная картечь.

Гидрокостюмы сушит ветер.

Скупа аквалангистов речь.

Ильяс-Кая* в снегу на четверть

и Куш-Кая* в нём, как в дыму;

вовсю декабрьские черти

решили погулять в Крыму.

Но здесь, у бухты, тишь и нега,

горит костёр, чай с мёдом крут,

здесь вовсе не бывает снега,

всё горы на себя берут.

Бюст женский на панно заката,

в ущельях тени всё темней,

и жизнь ничуть не виновата,

что скоро ночь случится с ней.

Тогда, слегка раздвинув тучи,

ярка настолько, что странна,

покажет профиль свой летучий

над Крымом новая луна.

Но снова месяц канет в небыль,

утратя вспыхнувшую прыть.

Уснет земля. И только в небе

всё будет двигаться и плыть.

Когда же от зари сиянья

возникнет призрачный уют,

в залив зайдут, как марсиане,

аквалангисты и нырнут…

Поглотит их не бездна – чудо,

мир лунных слов, лихих идей,

где валунов теснится груда

и бродят стаи горбылей.

Но вот и цель их: барка остов

и греко-римские суда,

недаром Крымский полуостров

тянул их, как магнит, сюда…

*   Живописные скалы над бухтой Ласпи