Исход.

Атрибут палача – плеть.

Её свист переходит в стон.

Набухает рубцами смерть

на спине. Смотри, фараон.

 

Неподвижен маской лица,

безразличен и отстранён.

Сотни долгих лет без конца,

день за днём. Смотри, фараон.

 

Под ударом склонился раб,

в дикой боли своей смешон.

Это только кажется, слаб

мой народ. Смотри, фараон.

 

Пусть ты армией и силён,

золотой твой непрочен трон.

Отпусти мой народ, фараон!

Не отпустишь? Смотри, фараон!

 

**

 

Из безысходности исход
не прост.
Поднялся сгорбленный народ
в рост.
Горят неверием глаза -
толпа.
Небес пустая бирюза
слепа.
Колышется нелепо лес
рук.
Понятней таинства чудес
звук.
Что обещать им в этот миг?
Всего?

- Один из Вас - я - ученик
Его!
Мы дети мудрого отца -
смелей.
Уж лучше так, чем до конца
дней.

 

**

 

Пусть и чужой, но всё же дом

давал нам ощущенье крова.

Но время вздыбилось ребром

и стало продолженьем слова.

А выбора, по сути, нет,

есть страх, воспитанный веками.

Лишь детских глаз печальный свет

давал нам силы жить рабами.

Нам выпало решать за них -

мы ропщем, выбор так неясен.

Настало время дней лихих –

исход и труден и опасен.

А если мудрый Моисей

неправ? Тогда и вовсе худо.

Безумно страшно за детей,

а он вершит за чудом чудо.

Кто не был никогда рабом,

не пригубил из горькой чаши -

откуда знать ему о том

как дороги нам дети наши?

Как уберечь их от невзгод,

от злого поцелуя плети?

О чём разбуженный народ

гудит – пока не знают дети.

 

**

 

Ты жив ощущеньем во мне
несколько дней и ночей.
Ты мой наяву и во сне.
Мой и больше ничей.

Мужа протяжный храп
тревожит уснувший дом...
Зачатый рабами раб -
ты не родишься рабом.

Луна в небесах кругла.
Нам звёзды подскажут путь.
Пора запрягать вола,
тревога сжимает грудь.

Что тебя ждёт, малыш?
Сердце стучит в горсти.
Солнце коснулось крыш,
время не ждёт, прости.

Я буду сильна тобой.
Меня не согнут ветра.
Орут петухи вразнобой...
Ты слышишь, малыш? Пора.

 

**

 

Ты уложила детей? Тогда посиди со мной.

Видишь, мне тоже страшно, я весь дрожу.

Как низко звёзды повисли над головой…

Слушай внимательно, что я тебе скажу.

 

Я, в бесконечных трудах, роптал на судьбу.

Немилосердна судьба к рабам.

А что же ещё оставалось делать рабу?

Вот я и давал порою волю словам.

 

Если Он слышал, как я возносил хулу

к небу, как всуе трепал имена Его,

то почему он давал нам еду к столу?

И почему не делал для нас ничего?

 

Чтоб не случится завтра – это судьба.

Знает лишь Он, что нас в этом мире ждёт.

Из всех несметных богатств на земле, у раба

есть только дети его и его народ.

 

Кажется, кто-то плачет, пора вставать.

Детей покорми, а я запрягу вола.

И если что-то пойдёт не так, ты – мать!

 Это была только моя хула.

 

**

 

И день наступил, и скрип тележных
колёс показался нам слаще
воды, в глубинах безбрежных
пустыни. И день занимался маняще
вдали. И спали тревожно дети
в шатрах, надувшихся парусами
надежд. И наши, по влажной от слез планете
скитания, долгими, злыми веками,
не ставшие ещё бесконечным изгнанием,
из мест, завещанных нам Всевышним,
до краёв наполняли нас осознанием -
что это значит быть всюду лишним.

Ночные ветра ткали гулкую стылость,
укрывая Моисея негреющим пледом.
А он шёл вперёд, не уповая на милость
роптавшего народа, идущего следом.

 

**

 

Мы бежали по сырому морскому дну.
Падали, поднимались и снова бежали.
Рождённые и выросшие рабами в плену -
мы оставили нашим врагам печали.
Море замерло, две прозрачных стены
никому не давали свернуть с дороги.
Я не видел в толпе ни детей, ни жены.
Впереди - чьи-то спины, внизу - чьи-то ноги.
Ноги, ноги - тысячи грязных ног
вязли в песке и противном иле.
Я в толпе бегущих был одинок.
Я забыл обо всех и меня забыли.
Казалось, вот-вот забурлит вода
и все мы исчезнем в морской пучине,
не оставив о себе на земле следа,
Ничего не оставив, даже в помине.
Я бежал, не понимая того, что бегу,
проклиная судьбу, себя, Моисея.
Отыщу ли семью на том берегу?
Потеряю ли всё, ничего не имея?

 

**

 

Самых маленьких матери несли на руках.
Они плакали, смеялись, но чаще спали.
Я, постарше, цеплялся рукой за одежды отца.
В его карих глазах был знакомый с рождения страх.
А вокруг, за покровом пыли - необъятные дали,
которым не видно было конца.

 

Старики и старухи тряслись на скрипучих повозках,
отзываясь стоном на любую неровность дороги.
Нам казалось это смешным и мы их дразнили,
сами смешные в своих нелепых обносках.
Отцы к этим шалостям были привычно строги.
И, поймав нас за этим, частенько нещадно лупили.

 

По ночам зажигались костры, если хватало дров.

Огонь отгонял темноту и диких зверей,

согревал озябших в пути стариков и старух.

А потом начинала вершиться магия слов.

Я помню, однажды, к костру подошёл Моисей…

Даже звёзды, казалось, в ту ночь превратились в слух.

 

Он присел, опираясь на посох, утомленный годами старик,

похожий на тех стариков, что уже сидели вокруг.

Только взгляд у него был какой-то совсем другой.

Утекало время в песок водою за мигом миг.

Надувался хамсином рассвет, суров и упруг.

И я вдруг поверил – он знает дорогу домой.

 

**

 

В низком небе – ни облачка.

Пятнадцатый день пути.

Мама братика-грудничка

приложила лицом к груди.

Он губами во сне чмок, да чмок,

не открывая глаз,

отыскал её бурый сосок

с блаженнейшей из гримас.

Ему отроду двадцать дней.

Он беззащитен и слаб.

Его папа назвал Моисей.

Его мама зовёт ''бывший раб.''

Мне его иногда дают

подержать ненадолго в руках.

И такой от него уют

исходит, что просто страх.

 

**

 

Было тихо вокруг и только стража
обходила лагерь тревожным дозором.
В нашем стаде вчера случилась пропажа.
Я сидел у костра, ночь буравя взором.
В прежде тучных стадах овец стало мало,
мясо ели только старики и дети.
Не вернуть обратно того, что пропало,
как прошедшую ночь не вернуть на рассвете.
Я думал: "Ну и что, ну пропала овца.
Случалось и раньше, вокруг бродят звери.
Почему же пропажа так всполошила отца?
Он всегда спокойно сносил потери.
А тут, вдруг, кричит: "Мы все пропадём
в этой бесконечной проклятой пустыне!
Куда мы идём? Ведь у нас был дом.
Что делает Моисей на горной вершине?
Почти не осталось овец в стадах..."
Я смотрел на спокойного прежде отца.
И, словно влагу песок, впитывал его страх...
… день спустя беспризорный народ отлил золотого тельца…

Аркадий Шляпинтох, 2017

Сертификат Поэзия.ру: серия 1275 № 126850 от 18.04.2017

1 | 2 | 1280 | 16.04.2024. 11:53:04

Произведение оценили (+): ["Вячеслав Егиазаров"]

Произведение оценили (-): []