Никогда-нибудь там, в никакой никогде

никому ничего, может быть, повезёт нам,

и научимся плавать в небесной воде,

за гори синим пламенем, за горизонтом.

Мы глядели в колодец, мы дули в трубу,

нас ещё не узнали ещё не забыли,

не послали в судьбу, не заспали в гробу,

не засыпали черною небылью-былью.

Я печальный сказал: это тёмный вокзал,

это страшный портал в неизвестность, на это

я брутальный себе возразил: нету сил

возражать, ну какие мы на хрен поэты.

Ты сказала: да нет, это громы побед

и доспехи героев, горящие ало,

нам откроется свет, мы услышим ответ,

ты другая сказала: нас тут не стояло.

Для чего дураку на коротком веку

всё, что было обещано, было и сплыло,

не ложилось в строку, это юность в соку,

не простилась, ушла, позабыла, простила.

Ты меня позвала, я проснулся во сне,

это сон, это явь, это где-то на кромке,

как в текучей воде, там на дне, в глубине

проявляешься, словно в замедленной съёмке.

Мы игру называли высокой тоской,

второпях рассчитавшись на пятый-десятый.

Это ясный покой, это свет над рекой,

в облаках догорает закат розоватый.

Ты уснула со мной на поляне лесной,

это юности вкус на губах земляничный.

Это берег пустой, это море зимой,

это цвета застиранной, мятой, больничной...