* * *

когда змеится вверх ночная автострада,
и редких фонарей свет нестерпимо бел,
я думаю о том, что думать мне не надо…
не надо – о тебе.
не потому что мы не поняли друг друга,
и поздно понимать – и время – колесом,
а потому что мысль бежит, бежит по кругу
и замирает здесь – над ялтинским кольцом,
где за полночь давно, но не приходит утро,  
и все дороги – врозь, и все ведут не к нам.

и так становится темно и бесприютно,
как только псам бродячим
и заброшенным домам.  

* * *

так давай я тебе принесу
кракатау клокочущий кофе в постель
не дыша
на весу
поздней утренней канатоходкой

[за окном - город будет опять волноваться
бестолково толкаться у стен
и ребенок закутанный шарфом
просипит - посмотрите идёт!

под испуганный шепот студенток филфака
под взвизг тормозов
ничего не случилось.
скулит на обочине пес-поводырь.
дама в черных очках
пса лупцует зонтом]

«не прислоняться к стеклу»

так о главном сейчас -

а давай поменяем часы?
в электронных ни жизни
ни-ни
снова купим с кукушкой
в них лес левитановский
дом
электричка
и до позднего вечера стекла звенят.

* * *

… об одном я сейчас жалею:
тебя оставляя в прошлом,
уносясь по аллее с листвой заполошной,
не вернулась рассказать – увидала сороку
необычного цвета,
такого, как если долго
смотреть сквозь слёзы на пламя
крымской ночью –
глубокой, беззвучной, что иссохший колодец,
и, прикрыв воспалённые веки,
видеть – мечется хвост сорочий
огненный
средь обугленных веток.

после,
жизнь подавала щедро
рыже-алое слёзное горе и счастье,
но сороку такого цвета
больше я не встречала.

так хочу о ней рассказать тебе…

хоть опять возвращайся.