Ода метели



Ух тЫ, как праздник разгулялся –
крещенский зверь, метель в размахе!
Шатун разнуздан в пульсе, в вальсе,
и кровь вскипает в росомахе.
Сто лет такого не бывало,
и век еще не повторится!
Под козырьком желдорвокзала
скукожились бродяжки-птицы.
А ты вдыхаешь, rara avis,

всей грудью, птица непростая,
восторг-кураж и радость-зависть –
пургу, как Библию, листая.
Дожить до небывалой вьюги,
до воскрешающей метели!
Иного и не надо, други,
ни в предисловье, ни в пределе.
Велик за Пушкиным Свиридов.
И я бы лишь строку поправил
из всех стихов, комет, болидов:
„Господь наш – самых снежных правил!”





Лики



Ничего у нас нету с тобою,
кроме этих, студёных до слёз,
перебранок собачьего воя,
перехлёстов заснеженных вёрст.
Кроме с неба по-волчьи глядящих
ледовито-зелёных зрачков,
тех, что знают насквозь нас, пропащих,
нас, не видящих букв без очков.

Под порогом отступника-дома
кто родил нас, истлели давно.
Грех наш - долог, и хлеб наш - солома,
и в стакане прогоркло вино.
Полночь бьёт. В скрежетании боя -
пёсий брёх, прокурорский язык.
И за что нас прощают с тобою
лик Марии и Первенца лик?