Одиноким в толпе ощутить себя вдруг, а затем

рассмеяться надменно, чтоб комплексы грусти отстали;

начинается вновь ослепительный бал хризантем,

значит, лето – гуд бай! – унесли журавлиные стаи.

 

А над городом смог, и с утра моросит, моросит,

и бензин дорожает – (полцарства им, блин, за канистру!),

выпадает неделька, что прямо под лето косит,

да на чистую воду выводит ноябрь её быстро.

 

Значит, скоро зима с её слякотью, снегом, дождём,

в депутаты податься б, у них, что ни пост – синекура;

не везло Украине достаточно долго с вождём,

да вошло вот в привычку, привычка – вторая натура.

 

Крым для Киева был не коровой, так дойной козой,

и не в этом, так в том ощущали мы гнёт и немилость,

и, когда надоело терпеть нам от мачехи злой,

мать родная откликнулась, Божие дело свершилось.

 

Стало легче дышать, но над городом смог не исчез,

но редеет, редеет и скоро исчезнет в итоге,

и уже проявляется к жизни иной интерес,

вот дождёмся весны, а пока что декабрь на пороге.

 

Знаменитый платан собирает ворон на ночлег,

оживает маяк, возле речки – собрание чаек,

и Ясона «Арго» – до чего был удачливый грек! –

«Золотое руно» (ресторан) по-над бухтой качает.

 

Этот город у моря с моей неразрывен судьбой,

я ему поверял свои тайны под говор прибоя,

на его танцплощадках я встретился, помнишь, с тобой,

и не он виноват, что расстались (так вышло!) с тобою.

 

Ялтой чеховской нынче утерян любимый уют,

и под гром фейерверков, под высверки электросварки,

тут и там хаотично высотные зданья встают,

там и тут исчезают деревья, изводятся парки.

 

Одиноким в толпе ощутить себя вдруг, – эту боль

каждый в жизни познал, как порывы знобящего ветра;

чтобы там ни случалось, а в сердце осталась любовь,

нет, не память о ней, а сама – потому что бессмертна…